Тогда же, в той самой речи, он сказал еще одну вещь, которая анонсировала фундаментальные изменения как внутренней, так и внешней политики страны. Напомним, с начала 80-х голдов минувшего столетия председатель Дэн Сяопин провозгласил новую парадигму развития Китая: «Одна страна – две системы». Между прочим, это означало либо полный отход от базового принципа коммунистической теории о классовой борьбе, либо его заморозку на неопределенное время. То есть, при бессменной руководящей роли компартии, Китай допустил развитие экономики на принципах капиталистического мира.

Это – крайне важное изменение политики Мао, когда классовая борьба была возведена в абсолют, совершенно изменила правила игры. Ведь если нет классовой борьбы, нет и антагонизма между социалистическим лагерем и всем остальным миром. А раз так, то коммунистическое руководство огромной страны уже перестает выглядеть как некий кровожадный монстр. 

Более того, партийное руководство стало легко отрабатывать вопросы уменьшения чиновничьего давления на бизнес и бизнес это оценил. В итоге, в Китае оказались ликвидированы вязкие и долгие бюрократические процедуры, а прозрачная система налогообложения, импортированная из лучших образцов капиталистического мира, сделали Китай местом для безопасных и выгодных инвестиций. 

Но все это – надстройка над базовым принципом, провозглашенным Дэном, об одной стране и двух системах. А Си, в 2013 году, объявил о том, что время действия этого принципа истекло и что Китай возвращается к укреплению социалистической системы, путем выдавливания ее капиталистического антипода. Более того, он вернул в оборот противостояние капиталистическому миру и не только противостояние, он четко указал на цель – достижение победы над капитализмом и получение мирового господства. То есть, он объявил о развороте Китая ко временам Мао, но уже имея огромный экономический потенциал, который тут же стал конвертироваться в потенциал военный. Оно и понятно, ведь если взят курс на конфронтацию, то она может приобретать разные формы, в том числе, и военные.

ОТРЕЗВЛЕНИЕ

После окончательного утверждения на вершине власти Си перестал стесняться и с одной стороны, начал стремительно закачивать гигантские средства в перевооружение армии, а с другой стороны, все чаще стал показывать свой протекционизм, в том числе и по отношению к Австралии. Но там этот пренебрежительный тон Китая уловили достаточно быстро, поскольку Австралия имеет обширный опыт жизни в виде колонии, а потому что-то подобное там улавливают довольно легко. И там началось отрезвление, поскольку Пекин перестал скрывать, что идет на конфронтацию с Западом вообще, а саму Австралию он использует как самое слабое звено, по которому надо наносить первый, пока еще не военный удар.

Формализация осознания реальности в Австралии началась после того, как Пекин потребовал закрыть ряд китаеязычных СМИ, которые выступали с критикой китайского руководства, либо просто публиковали материалы не в духе курса партии и правительства Китая. К тому времени в Австралии уже находилось довольно много китайских мигрантов, а в школах преподавали язык мандарин, как один из самых первых иностранных языков школьной программы. Поэтому издания на китайском языке имеют в Австралии довольно большую нишу и плюс к тому, они доступны для жителей материкового Китая. 

После того как Австралия отказалась удовлетворит требования Китая, эти издания, а потом и ряд правительственных учреждений, подверглись массированным хакерским атакам. То есть, Китай тут же использовал против Австралии кибероружие. И тогда пришло время посмотреть на то, что же принесли почти два десятка лет плотного партнерства с Китаем. Оказалось, что китайский бизнес мощно проник в Австралию и закрепился в ряде критически важных областей экономики.

Пожалуй, самым неприятным стало то, что подконтрольные Китаю предприятия на территории Австралии оказались самыми крупными спонсорами политических партий страны. Мало того, ряд видных партийных деятелей имели мощные личные связи с такими компаниями и являлись либо их совладельцами, либо акционерами. На фоне этого скандала ряду высокопоставленных политических деятелей пришлось уйти в отставку, поскольку уже было непонятно, в чьих интересах они действуют.

Тогда же правительство Австралии по-новому взглянуло на многочисленные предупреждения из Лондона и Вашингтона о том, что пуская китайцев к стратегически важной инфраструктуре, страна рискует крупно пострадать в случае ухудшения двусторонних отношений. В первую очередь, это касалось 99 летней аренды порта Дарвин, где традиционно ВМФ США проводят ротации экипажей своих боевых кораблей, оперирующих в юго-западной части Тихого океана.

В общем, активное охлаждение китайско-австралийских отношений пошло еще с 2016-17 года. Это – крайне важный момент, поскольку именно тогда у австралийцев раскрылись глаза и они осознали, что сворачивание отношений с Китаем уже имеет свои риски даже не экономического, а военного характера, поскольку за период безудержного восторга от партнерства с Китаем, тот усиленно вооружался, а у Австралии такой необходимости не возникало и теперь Пекин может реально угрожать Австралии, которая пытается спрыгнут с его крючка.

Вот тогда-то Канберра и начала переговоры с Парижем о поставках кораблей для нового подводного флота. Эти переговоры велись именно с французами, потому что долгие годы Австралия сама сворачивала партнерские отношения как с Великобританией, так и с США и потому успех переговоров в такой деликатной области вооружений выглядел как имеющий немного шансов на успех. Но Франция к тому времени уже сама плотно уселась на китайский крючок и как выяснилось, уже не могла самостоятельно, без консультаций с Пекинам, осуществлять продажи таких вооружений в регион, который Китай провозгласил зоной своих интересов. 

(Окончание следует)