То есть, к лету 1939 года сформировались две силы, которые искали повод к началу новой захватнической войны, генерируемой не столько экономикой, требующей новых ресурсов, сколько идеологией. Из будущих основных участников Второй Мировой Войны ни Англия, ни Франция, ни тем более Штаты не готовились к грядущей войне и максимум, на что рассчитывали – на драку между Гитлером и Сталиным, которые были записаны в разряд маргиналов. По этой причине делегации союзников вели постоянные консультации и переговоры и с Германией, и с совком о том, чтобы уравновесить агрессивные амбиции одного, и тем же самым – другого диктатора. Но как мы знаем, британский Форин Офис и военные активно контактировали с американцами, чтобы хотя бы в контурах обозначить план «Б», если ситуация начнет развиваться в самом негативно ключе, а именно, если Рейх и советы все же смогут договориться хотя бы о временном переделе Европы.

Как видно из открытых источников, совок более активно вел переговоры именно с западной коалицией, в лице министра иностранных дел Франции Барту. Есть мнение, что у Луи Барту с тогдашним наркомом иностранных дел, евреем по национальности Максимом Литвиновым, сложились чуть ли не приятельские и однозначно – довольно открытые отношения. Не удивительно, что в этот период совковые делегации в Лиге Наций, которые возглавлял Литвинов, вели речь о мире и разоружении. А в это самое время вся промышленность СССР уже работала в режиме военного времени, из чего было понятно, что в ближайшее время официальный курс совка обязан измениться.

Собственно говоря, первая и очень существенная подача совка Германии была осуществлена в конце апреля 1939 года, когда Литвинова обвинили в непонимании линии партии и правительства и сняли с должности наркома иностранных дел. Чуть позже, 5 мая, в речи, которую Сталин двинул перед выпускниками военных академий, он сформулировал то, чего не понял Литвинов, а именно переход от политики классической обороны к политике «наступательной обороны». Что это такое, стало понятно через несколько месяцев. И в связи с этим, до сих пор не понятно, как бывший наркоминдел не пошел в расход, но уже как есть. В Берлине с энтузиазмом отнеслись к отставке Литвинова, ибо вести переговоры с евреем там принципиально отказывались, а потому там поняли этот намек как открытые двери для переговоров.

Между прочим, сам Гитлер отмечал о том, что он никогда не верил в реальность каких-то серьезных соглашений между совком и англо-французской коалицией. Там прекрасно понимали сущность московского режима, его кровожадный экспансионизм и полный идеологический антагонизм с Западом. Фюрер лично высоко оценил рокировку Литвинова на Молотова, после чего началась активная игра на сближение позиций и договоренности о сферах влияния в Европе.

До середины лета шли активные неофициальные контакты по устранению разногласий, касавшихся именно территориального раздела Европы. Есть мнение о том, что Гитлер очень долго упирался в вопросе о Финляндии, которую Сталин непременно видел в сфере своего влияния. В общем, консультации были напряженными и пошагово снимались менее актуальные вопросы, а к концу июля Гитлер дал согласие на Финляндию. Это было обусловлено упорным отказом Польши идти на территориальные уступки Германии, что перевело ситуацию в плоскость планирования и подготовки боевой операции. Зная о том, что Сталин сам имеет территориальные претензии к Польше, о которых было указано на консультациях, Гитлер решил сдать Финляндию в обмен на нейтралитет совка во время польской компании или же на его участие в разделе Польши. Это согласие мгновенно ушло в Москву, и там началась подготовка к заключению большого договора о ненападении. Кстати, Путин пошел по стопам Гитлера и предлагал Польше и Венгрии разделить Украину. Польша послала дедушку по известному адресу, а Венгрия возбудилась и до сих пор  играет роль путинской проститутки.

Пробным камнем в принципиальной возможности вывести переговоры на конкретные соглашения было решение осуществить фиксацию взаимопонимания по экономическому блоку вопросов и уже 19 августа было подписано то самое соглашение, по которому совок два года усиленно закачивал в Германию стратегическое сырье, помогавшее германской промышленности вывести Вермахт на невиданные по мощности кондиции. Но в этом соглашении была важная оговорка, которая отсылается на еще не подписанное, но усиленно готовящееся политическое соглашение. Оговорка была о том плане, что экономическое соглашение вступает в силу только после подписания большого политического договора. То есть, пока формально не поделили Европу, ни о каких поставках металлов, продовольствия и прочего – не могло быть и речи. Но первый, пробный шаг уже сделан и стороны понимают, что все проблемы решены и осталось это лишь формализовать соответствующим документом, отражающим изменившийся характер двусторонних отношений.

Тем не менее, в это самое время все еще идут переговоры с англо-французской делегацией. 21 числа состоялось очередное заседание, на котором совок представлял Клим Ворошилов. Прямо в ходе переговоров Сталин получил личное послание Гитлера о полном согласовании текста большого договора и вот именно в этот момент адъютант Ворошилова подал ему записку от руководителя канцелярии Сталина Поскребшева со знаменитым текстом: «Клим, Коба сказал, чтобы ты сворачивал шарманку». На этом переговоры были закончены, а на следующий день (22 августа) стало известно о срочном визите в Москву министра иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа. Еще через день (23 августа) под договором о ненападении уже красовались подписи Молотова и Риббентропа, а через неделю началась война, двери которой открыла Москва. А дальше начинаются вещи, которые прямо перекликаются с днём сегодняшним.

Дальнейшие события имеют символизм, который сейчас наполнен вполне реальным смыслом, который почему-то не доходит не только для простых обывателей, биндюжников и фраеров, но и до элиты политических заоблачных далей. С окончанием Второй Мировой Войны гитлеровская Германия приводится как образец вероломной политики, но сейчас создается впечатление, что такой образ Германии был создан только для того, чтобы скрыть кровавую харю куда более отвратительного хищника, волею судеб оказавшегося в рядах антигитлеровской коалиции.

В самом деле, перед аннексией Чехословакии или началом войны в Польше Германия предъявляла вполне конкретные претензии своим будущим жертвам, намекая на то, что дальше будут предприняты более жесткие меры. Вся разница в положении этих жертв была в том, что правительство Чехословакии не дало своим военным права с оружием в руках отстаивать свою независимость и хотя бы – не покрыть себя позором, а поляки рубились отчаянно, хоть и бестолково, зато получили признание как самая первая страна, оказавшая серьезное сопротивление Вермахту.

А вот с совками польский эпизод выглядит куда подлее. На самом деле, сейчас нет подробных описаний того, о чем велись переговоры между англо-французской и совковой делегаций. В лучшем случае, речь могла идти о едином фронте после начала гитлеровской экспансии. На самом деле, речь шла о том, чтобы зажать Германию в тиски и вынудить ее вернуться во вменяемое состояние. Как это не смешно, но совок вел эти переговоры всерьез. Насколько бы из него получился второй фронт для Германии – вопрос второй, но сначала надо было перебросить войска РККА к границам Германии.

Этот логичный шаг совок и западные партнеры по переговорам понимали совершенно по-разному. Англичане и французы со всех сил жали на Варшаву, чтобы та дала согласие на создание коридоров на своей территории до границы с Германией и выделение территорий для мест сосредоточения РККА перед границей Рейха. Польша категорически на это не соглашалась, а ее министр иностранных дел Юзеф Бек справедливо отметил, что красная армия, зайдя на территорию Польши, уже никогда оттуда не выйдет. Он имел право так рассуждать, потому что история указывала именно на такой алгоритм действий россиян и не важно, под какими они сейчас флагами, царскими или пролетарскими. На самом деле, успех в этих переговорах позволил бы Сталину сделать с Польшей ровно то, что Гитлер сделал с Чехословакией. Но поляки остались непреклонными и видя это, Сталин склонился к варианту «Б», а именно – войти в Польшу вместе с Гитлером.

(Окончание следует)