От редакции

Сегодня, накануне очередной годовщины пакта «Молотов-Риббентроп», мы предлагаем коллегам, которые давно с нами – еще раз прочесть этот текст, написанный четыре года назад, а те, кто к нам присоединился позже, наверняка его не видели и тем более им он будет интересен как совсем новый материал. Есть и еще одна причина, по которой мы повторно публикуем этот материал именно сегодня. В нем мы постоянно возвращаемся к дате 21 августа 1939 года, то есть речь идет о событиях, которые произошли именно в этот день, 82 года назад. Поскольку текст авторский и не канонизирован в каком-то издании, при перепубликации мы оставляем за собой право вносить изменения в текст. Смысла они не изменят и скорее всего, будут иметь форму дополнений. В итоге получится расширенная версия уже опубликованной однажды темы. Надеемся, что процесс прочтения не будет скучным даже для тех, кто это уже читал.

***

АВГУСТ 1939. Впервые опубликовано 17 августа 2017 года.

Через несколько дней исполнится очередная годовщина событий, которые послужили спусковым крючком для Второй Мировой Войны. Эта война существенно отличалась от Первой Мировой. Тогда, более ста лет назад, почти все ее основные участники так или иначе стремились к ней и имели свои резоны от ее развязывания. Причем, каждый считал, что в итоге получит какую-то новую часть пирога, в плане колоний, других территориальных приобретений, получения контроля над путями сообщения и доступа к источникам сырья, чего все больше требовали растущие экономики ведущих стран. Проще говоря, всем уже хотелось победно повоевать, и для этого нужен был только повод. Если бы Гаврила Принцип не застрелил эрцгерцога Фердинанда, нашелся бы другой повод для начала войны. Если бы с этим возникли проблемы, такой повод можно было легко состряпать, что позже было воплощено в Гляйвицкий и Майнильский инциденты, ставшие «казус Белли» для Германии и СССР, соответственно.

Но в данном случае, накануне Второй Мировой войны, такую готовность активно демонстрировали всего две страны – Германия и совок. Ни Франция, ни Великобритания, ни тем более – США, не стремились к войне, ибо они получили все, что хотели, еще в ходе первой войны. А вот вторая война надвигалась под флагом реванша и соответственно двигали ее страны, которые потерпели в ней поражение. Оба зачинщика новой войны остались неудовлетворенными результатами войны первой, и кроме того – попали в разряд изгоев. Поэтому они хотели получить все то, чем были обделены по итогам первой драки и более того – компенсировать свои потери, которые неизбежны для проигравших. Понятно, что спустя всего два десятка лет после окончания неслыханной по количеству потерь войны у остального мира мало у кого в голове укладывалось желание повоевать еще раз и с куда большим размахом. Тем не менее, все шло именно к этому, благодаря усилиям этих двух стран – Германии и совка.

Германия желала получить сатисфакцию за унизительный Версальский мир, который вверг страну в нищету и голод, и непременно поквитаться с победителями за те грабительские контрибуции, которые  были взвалены на плечи Германии. Но в Берлине оказалось достаточно здравомыслящих людей для того, чтобы понимать простые истины. Вновь приобретенные территории требовали времени для их качественной интеграции в Рейх, а потому там вполне были готовы поделиться со своими новыми союзниками территориями новых, будущих колоний. В совке все было намного проще. Идеология коммунизма держалась на постулате о несовместимости одновременного существования капиталистической и коммунистической систем, а уничтожение противной системы должно было произойти посредством мировой революции. Об этом писали все (Первой Мировой) послевоенные классики и идеологи коммунизма, но на это мало кто обращал внимание, а зря. Однако, теоретики практического осуществления коммунизма, такие как Ленин, Свердлов, Троцкий и другие, не давали конкретного рецепта проведения этой мировой революции.

Это и понятно, ибо они считали, что антагонизм пролетариата и буржуазии неизбежно вдет к революции. Поскольку она (буржуазия) существует повсеместно и владеет капиталом и средствами производства, то пролетариат обязательно поднимется на революцию в рамках классовой борьбы. Но поскольку этот постулат не был в деталях расписан так, чтобы его можно было использовать как руководство к действию, многие считали это несбыточным бредом, тем не менее, пример большевистской России говорил о том, что с этими теориями все не так просто, и что их в принципе можно доработать в деталях и можно применять на практике.

И вот здесь условный Запад упустил важный момент, за что очень скоро и заплатил высокую цену. Все эти теоретики, о которых мы писали выше, не имели концовки своих исследований мировой революции. Но ее, эту самую кровавую концовку, имперически нащупал Сталин. Что характерно, он особо того не скрывал. Он заявил о том, что удачная революция в России произошла в результате Мировой Войны и более того, именно в этот момент вспыхнуло несколько революционных очагов на территории германской и Австро-Венгерской империй. Другое дело, что там эти мероприятия не имели успеха потому, что там не было таких мудрых товарищей, снабженных мешками немецких денег с надписью «Вове на революцию». Кстати, у нас тоже Вове влили гигантское бабло, только на контр-революцию. Но это – другая история.

Так вот, Сталин впервые выдвинул идею о том, что кроме классовой борьбы, для начала мировой революции нужна еще и большая война. Как мы помним, все предыдущие войны носили экономическую подоплеку и если исходить из классических понятий о предпосылках войны, то к концу 30-х годов прошлого столетия, таковых не было. Это значит, что для большой войны нужны были другие пружины. И они были созданы. В Германии теоретиком большой очистительной войны был некто Розенберг, а в совке и того хуже. На месте теоретика оказался кадровый военный, служивший в одном из отделов генштаба царской армии и со временем ставший начальником Генштаба красной армии. В своей книге «Мозг армии»,  еще в 20-х годах минувшего столетия, Шапошников изложил механизм начала новой войны и ее парадигму. Проще говоря, именно он выписал ту самую концовку теории Мировой революции, которую не одолели теоретики, наподобие Троцкого. И особенная ценность его теории была в том, что он даже не думал продолжать то, что писали предшественники, а просто подошел к вопросу с другой стороны, а в итоге, все состыковалось в единую и стройную теорию превращения планеты в огромный концлагерь красного цвета.

(Окончание следует)