Еще одно замечание перед тем, как перейдем к обзору того, что происходило после 3:00 22 июня 1941 года, чтобы дальнейшие события этого длинного дня были максимально понятными. Единственное, что привело к разрыву почти союзнических отношений Германии и совка именно в течение года, предшествующего началу операции «Барбаросса», это позиция совка, сильно изменившаяся после подписания «Договора о ненападении»  23 августа 1939 года. За это время не возникло вопросов к самому тексту договора, но совок пересмотрел границы сфер влияния Германии и совка в свою пользу.

В частности, действия Москвы против Финляндии хоть формально и не должны были касаться Германии, поскольку это была зона интересов совка, но побоище, устроенное совком, никак не входило в планы Берлина. Чуть позже по дипломатическим каналам, Сталин стал направлять в Берлин послания о том, что он хотел бы иметь в зоне собственного контроля Балканы (через Румынию), черноморские проливы, принадлежащие Турции, и некоторые другие отступления от уже достигнутого договора. В общем, Сталин решил воспользоваться ситуацией, когда Гитлер уже имел войну с Англией в качестве агрессора, а он – нет, а потому – можно было поддавливать «друга Адика» на уступки точно так, как сам Адик поддавливал Чехословакию и Польшу.

Сам план «Барбаросса» в своей основной части был закончен уже к концу лета 1939 года и Гитлер одобрил его в принципе, но запустил его в работу только декабрьской директивой №21, сразу после общения с глазу на глаз с товарищем Молотовым и 22 июня когда все стало понятным и неизбежным. Как оказалось, немецкая сторона видела этот день совсем не так, как мы привыкли читать об этом в литературе, исполненной совковыми «историками». Тем более интересно увидеть это под несколько другим углом зрения.

Итак, в ночь с 21 на 22 июня 1941 года Германия полностью развернула свои войска вдоль границы с совком. В отличие от сказок сокового периода, которые показывали какую-то чудовищную численность этих войск, начальник штаба сухопутных войск указывает на 141 соединение дивизионного состава. Эти выкладки сразу отметают медитации совковых пропагандистов, которых не раз подлавливали на лжи и они пускались в длительные рассуждения о войсках СС, которые давали заоблачные цифры и какое-то нереальное количество войск союзников Германии. Как было указано выше, 22 июня союзные войска не принимали участия в боевых операциях (если не считать союзниками войска аннексированной Австрии), остальные стали подключаться к активным боевым действиям через неделю, две недели, месяц и так далее, после начала битвы.

Поскольку начальнику штаба просто не нужно было что-то придумывать о численности и составе своих войск, то мы склонны доверять именно его данным. Но примерно такую же картину дает и военачальник рангом пониже. Вот что пишет об этом моменте командующий 2 танковой группой – Гейнц Гудериан. Прежде чем перейти к численности германских войск, стоит вспомнить то, как он подошел к этому моменту.

Цитата:
«14 июня Гитлер собрал в Берлине всех командующих группами армий, армиями и танковыми группами, чтобы обосновать свое решение о нападении на Россию и выслушать доклады о завершении подготовки».

Это –крайне важное сообщение, которое подтверждается множеством источников, в том числе, и записью в дневнике Франца Гальдера – начальника штаба сухопутных войск. 14 июня он пишет:

«Большое совещание у фюрера. Доклады командующих группами армий, армиями и танковыми группами о предстоящих действиях в операции «Барбаросса». Далее идет примерно такое же, как и у Гудериана, описание событий, включая и политическую речь фюрера о необходимости войны с совком. Заканчивает Гальдер описание этого совещания следующим образом:

«Продолжительные споры о тех трудностях, которые возникнут перед нашими командными инстанциями в ходе окружения русских в районе Белостока… …При этом было решено, что начало наступления переносится с 3.30 на 3.00!»

То есть, за неделю до начала боевых действий проводится масштабное совещание, в котором обсуждаются силы и средства, призванные для проведения операции, а кроме того – указывается точная дата и время начала операции. Именно поэтому высшие офицеры, после совещания, отбывают в войска и действуют согласно плану, реализация которого начала свой отсчет от этого дня и далее – плюс каждый день, в который войска должны провести различные стадии подготовительных мероприятий. По этой причине команда «Дортмунд» не требовала никаких дополнений, она просто подтверждала все то, что было оговорено 12 июня.

Еще один момент, который указывает на то, что план боевых действий не предполагал «внезапности», как стратегически важного фактора. Здесь интересно то, что и как видел Гудериан в самой начальной фазе операции вторжения. Между прочим, его 2-я танковая группа входила в состав группы армий Центр и именно в его полосе наступления находилась та самая Брестская крепость, которая стала поводом для сказок и легенд.

«У Верховного командования, несмотря на опыт Западной кампании, не было единого мнения относительно использования танковых соединений…»

Тут он имел в виду очередность ввода в бой танковых соединений. Пехотные генералы предлагали держать танки во втором эшелоне наступления, а генералы-танкисты, в том числе и Гудериан, настаивали на том, чтобы танки шли впереди. Опыт французской кампании показал, что перегруженные войсками первого эшелона дороги, сводили на нет маневренность танковых соединений. И потому танкисты настояли на том, чтобы идти впереди, на участках прорыва. И вот в развитие этой темы он сказал буквально следующее:

«Так было и в районе наступления 2-й танковой группы. Крепостью Брест-Литовск с ее старыми укреплениями, отделенной от нас реками Западный Буг и Мухавец, а также многочисленными наполненными водой рвами, могла овладеть только пехота. Танки смогли бы взять ее только внезапным ударом, что мы и попробовали сделать в 1939 г. Но в 1941 г. условий для этого уже не было».

Гудериан принял решение обойти танковыми дивизиями Брест с юга и севера, а сам город и крепость, зачищать силами пехоты. Но и вне пределов Бреста, ни о какой внезапности не было и речи:

«Местность, по которой должно было проходить наступление, с фронта была ограничена Западным Бугом. Наша первая задача состояла в том, чтобы форсировать реку на глазах у противника».

А теперь просто вспомним о том, что вещали совковые «историки» о том, что Сталин не верил одному агенту, потом – другому, что назывались разные даты начала вторжения и это ввело Сталина в заблуждение, а еще вспомним ту матерную резолюцию, которую Сталин поставил на донесении одного из шпионов.

Это – привычный метод смещения внимания, который легко сглотнула совковая публика. Нас приучили к тому, чтобы мы шли вслед за пропагандистами и погружались в истории и характеры личностей то Рихарда Зорге, то еще кого-то и, в конце концов, приходили к выводу, что однозначно верить им было вряд ли возможно. То есть, мы погрузились в какие-то побочные детали и не заметили главного – так разведка не работает в принципе.

Как мы видим, за неделю до начала боевых действий произошло масштабное событие, которое не может остаться не заметным ни для одной уважающей себя разведки. Непосредственно в совещании у Гитлера принимали участие десятки высших офицеров Вермахта, которые прибыли туда не только для того, чтобы послушать речь фюрера и узнать новое время начала операции, но и каждый из них докладывал о готовности своего соединения, армии или группы армий к готовности.

Гейнц Гудериан описывает эту часть совещания следующим образом:

«В середине дня, когда состоялись доклады о готовности к боевым действиям, меня спросили только об одном: сколько мне нужно дней, чтобы достичь Минска. Я ответил: «5–6 дней». Наше наступление началось 22 июня, а 27 июня я уже достиг Минска, в то время как Гот, наступая из города Сувалки, подойдя к Минску с севера, захватил его уже 26 июня»

Понятно, что тут Гудериан слегка потерял скромность, но нам важно другое. Доклад о готовности войск готовит не сам командующий, а его штаб. Причем, не просто готовит, а готовит на определенную дату, поскольку ситуация постоянно меняется.

Это значит, что кроме упомянутых выше военачальников, о сути мероприятия, еще до 14 июня, знали их оперативные штабисты, адьютанты и даже водители! Это уже сотня или более человек. То есть, Москва обязательно знала о том, что 14 июня фюрер собирает важнейшее совещание и легла костьми для того, чтобы добыть информацию о том, что там обсуждалось. То есть, не Зорге в Японии сообщает об этом или кто-то еще, а просто отрабатывается конкретное мероприятие и круг лиц, которые в нем приняли участие. Все! Вот тебе и достоверная информация не о дате нападения, а о сути совещания, на котором, в частности, была названа и точная дата.

Мало того, само мероприятие прошло в несколько натянутом стиле и почти никто из присутствующих военных не проникся политической речью фюрера. Возвращаю читателя к цитате Гудериана, которую он записал в дневнике о концовке совещания. Там обсуждались возможные трудности с которыми могут столкнуться войска. Но у Гудериана этот момент описан более эмоционально:

«Присутствовавшие на совещании генералы молча выслушали речь Гитлера и, т. к. обсуждения речи не предполагалось, молча, в серьезном раздумье разошлись.» При таком настроении военных, утечки не просто могли быть, а безусловно были. Причем, эти утечки шли не об абстрактных датах, а о сути совещания, и получив такую информацию, не поверить в нее может лишь дебил, коим Сталин безусловно не был.

Так что про внезапность нам наврали полностью и безусловно. И раз уже мы ведем речь о силах, выставленных Германией для проведения операции «Барбаросса», то следует учесть соображения не только Гальдера, но и Гудериана, который не имея данных обо всех силах Вермахта, тем не менее, мог рассуждать о них, исходя из собственных сведений и представлений о том, как эта картина выглядит в целом. Не удивительно, что его оценки оказались близкими к тому, что выдал Гальдер, но он пошел дальше и показал, где были те дивизии, которые посчитали совковые историки, но которых не было 22 июня на совковом фронте. Вот, что он об этом написал:

«По документальным данным, которыми я располагал, 205 германских дивизий на 22 июня 1941 г. распределялись следующим образом:

38 дивизий находились на Западе,

12 дивизий – в Норвегии,

1 дивизия – в Дании,

7 дивизий – на Балканах,

2 дивизии – в Ливии,

145 дивизий могли быть использованы для Восточной кампании.

Такое распределение сил свидетельствовало о ненужном дроблении: 38 дивизий на Западе – слишком много для этого района. Также и для Норвегии было много 12 дивизий.»

Наверняка многие помнят эту цифру – 205 дивизий Вермахта, которые напали на совок 22 июня 1941 года. Вот они эти дивизии, только за минусом 60 дивизий, которые сражались в других местах. Для понимания ситуации уточним, все эти шесть десятков дивизий от Норвегии до Ливии воевали с британцами или противостояли им без активных боевых действий, как это было во Франции или Норвегии.

Численность совковых войск мы намеренно не трогаем, просто доверимся наблюдательности и эрудиции Виктора Суворова и тому валу сообщений германских военных, которые за первые две недели войны обнаружили куда более многочисленную группировку РККА вблизи западной границы и отметили, что разведке не удалось вскрыть все места сосредоточения войск противника. Из этого следует, что совки бессовестно завысили численность группировки войск Германии и занизили численность собственных войск, что сегодня уже не вызывает даже малейшего удивления.

В результате, можно почти со стопроцентной уверенностью утверждать о том, что у Сталина точно знали об этом совещании еще до того, как оно состоялось и уж тем более – после его завершения. Это просто нельзя ни рассказывать, ни комментировать, ибо только о нем вспомни – встанет вопрос о том, кто там был и что обсуждали. Сразу за этим отвалится такая масса легенд и откровенной чуши, которой закормили совков до вылезших на лоб глаз.

Между прочим, на том же совещании обсуждались и вполне практические вопросы, в частности – о темпе движения войск и прочих технических деталях в масштабе операции, и тут возникает один совершенно провокационный вопрос о том, что на 14 июня Генштаб хоть и не располагал полной картиной сил и средств РККА, но однозначно указывал на то, что по численности противник на четверть превосходит Вермахт и при этом никто не стал хлестать валерьянку по поводу того, что наступательная операция изначально планируется вопреки заветам Клаузевица и Мольтке, не просто без перевеса в силах и средствах, а даже в их меньшем количестве.

Еще раз, после речей фюрера и других ответственных товарищей, заслушивались командующие крупными соединениями и группами войск на предмет готовности их личного состава отработать согласно плану боевой операции, имея в виду наступление на численно превосходящего противника. Если товарищ Гитлер и был очень эксцентричным персонажем, то военные были прагматичны и чужды всяким «знамениям, прозрениям» и прочим вещам. Так вот, никто из них не доложил о том, что его войска в принципе не способны справиться с боевой задачей, так как нет пресловутого трехкратного превосходства в численности войск.

На это никто не обращает внимание, а зря. Ибо такое однообразное поведение германских военных указывает как раз на причины оглушительного поражения совка в первой фазе войны. Кстати, знаменитые пассажи Виктора Суворова по поводу идиотизма германского командования, которое решилось воевать в совке без тулупов и прочего зимнего обмундирования – беспочвенны. Он эту тему развивает в анекдотическом ключе и высмеивает бестолковость германских штабников, которые не предусмотрели овечьих тулупов. Кстати, этим он оправдывал то, что Сталин не поверил в реальность наступательных действий Германии, по этой самой причине. И вот на этом он строит свои дальнейшие выводы.

(окончание следует)