В общем, история говорит о том, что армия всегда являлась государством в государстве, и в общем, до определенной степени, она способна действовать с высокой степенью автономности от гражданской власти. Собственно говоря, в этом и есть суть армии. Чем более она автономна, тем больше ее стойкость, и если армия хорошо обучена, имеет отличное командование и понимает свою роль в обеспечении устойчивости государства, то именно она является реальной оппозицией гражданской власти. И если та начинает что-то такое чудить, что расходится с интересами армии, то возможность военного переворота становится уже не теоретической, а вполне реальной. В таком случае возникает вопрос о том, найдется ли в ее рядах авторитетный генерал, вокруг которого армия сомкнет свои ряды.

Это можно воспринимать как аксиому, поскольку в любом демократическом государстве предпринимаются меры для того, чтобы срабатывал механизм именно политической оппозиции внутри гражданского общества и чтобы не доводить до противостояния гражданской власти и армии. Именно поэтому вопросы снабжения и вообще, материального довольствия военных, передаются под ведение министра обороны, который обязан быть гражданским лицом. Скажем так, это не способ ослабления армии, а что-то вроде предохранителя, который срабатывает автоматически, после смены политической власти страны.

Оно и понятно, ведь после выборов президента и/или парламента, происходит полное переформатирование правительства, в том числе, меняется и министр обороны. Ну а грамотная политическая сила всегда будет консультироваться с военными по поводу такой кандидатуры. С одной стороны, не будет внутреннего конфликта в военном ведомстве, а с другой – гражданское правительство сможет держать руку на армейском пульсе. А кроме того, этот механизм ротации правительства и министров не создает эффекта безвыходности, который является питательной средой для военного переворота. Как это всегда бывает в развитом, демократическом обществе, работает многоуровневый механизм сдержек и противовесов, который дает стабильность всей системы, намного более основательную, чем вертикаль диктатуры.

Там, где нет этих механизмов, риск конфронтации с армией резко возрастает, что и наблюдается в недрах федерации. Принцип «на манеже всё те же» неизбежен потому, что прутин формирует свое окружение и то, что называют правительством, не по принципу профессионализма или же более высокоуровневым соображениям, как это бывает в старых демократиях, а по признаку личной преданности.

Того же Шойгу он может и считает чудаком на всю голову, но тот – предан прутину и готов сделать любэ, что тому захочется. И потому, когда уже буквально все говорят о том, что как министр обороны он не просто ноль, а отрицательное значение, на прутина это не действует никоим образом. Преданность Шойгу проверена и прутину не улыбается проверять еще чью-то преданность.

А кроме того, вот этот путинский принцип кадрового отбора, когда деловые качества  берутся во внимание во вторую или третью очередь, генерируются ниже, уже от имени Шойгу. Тот убежден в личной преданности Герасимова, а Герасимов двигает вверх генералов, которые преданы ему, а значит, Шойгу и прутину. И когда кто-то критикует Шойгу, Герасимова или их генералов-назначенцев, они критикуют эту самую цепочку преданности. И получается, что задача этих деятелей выявить и обезвредить Наполеонов, Франко и Пиночетов, что мы сейчас и наблюдаем.

(Окончание следует)