Штирлиц любил переодеваться, но об этом никто не знал. Иногда он мог приклеить усы и надеть черные очки, а иногда – одеть женские русы и сделать широкие зрачки. У него был целый гардероб из того, в кого он мог одеться, чтобы его не узнали. Все было развешено комплектами, чтобы ничего не перепутать. Вот – костюм наполеона, вот – женское платье с каркасом для ширины подола, рядом -какой-то кожаный костюм, тут – какие-то колготки и совсем минималистичный гардероб, дальше – одеяния пастора Шланга, а за ним – Комплект со странным названием «Говнобородько». Он уже не мог припомнить, зачем он его подбирал и уж тем более – куда планировал использовать, но никто не знает, что может пригодиться завтра.

Это было его тайное пристрастие, о котором знала только старая собака без названия, которую он любил чесать за ушами, но она сдохла и потому, о его тайне никто не знал, даже Мюллер, а Мюллер знал почти все, даже про Трампа. В общем, Штирлиц вошел в то состояние, когда ему было просто необходимо изменить облик и переодеться хоть в кого-то. 

В такие минуты он старался рассредоточить сознание, чтобы мысль пришла из космоса, азбукой Морзе, мол: Юстас – Алексу и дальше все шло как по маслу. Вот и в этот раз он сидел кресле-качалке и неспешно раскачиваясь, играл на рояле «Лунную сонату». При этом, в одной его руке был стакан кубинского рому, а в другой – колумбийская сигара.

В голове его мелькали мысли о том, как хорошо он ездил на лыжах в Швейцарию. Бывало встанет на лыжи и в горы, немного поработал палками и вот ты уже на той стороне, а там – сплошь приветливые швейары уже здороваются с тобой на их забавном, швейцарском языке. Он помнил, что в последний раз он туда ездил именно в костюме пастора Шланга или профессора Плешнера. Причем, это приключение оказалось более забавным, чем он себе его представлял изначально. 

Все началось как обычно и перевалив на другую сторону горы он уже приготовился здороваться с местными швецарами, а тут бац – жара, верблюды и Оман. Как так вышло он никак не мог понять. Все произошло настолько неожиданно и так его поразило, что только вечером Штирлиц вспомнил о лыжах и  наконец отстегнул их. Тем не менее, опыт ему понравился и он решил испытать судьбу еще раз и возможно снова получить совершенно неожиданный результат. Но повторять все в точности он не хотел, разве что лыжи следовало оставить, чтобы перебраться на другую сторону, а вот костюм надо было менять.

И тут он вспомнил о странной бирке, прикрепленной к одному из комплектов одежды «Говнобородько» и решил, что пришло время этого прикида.  На всякий случай он поддел под костюм стринги и колготки, ведь кто его знает, куда его занесет, а он прекрасно помнил, что тяга к переодеванию у него возникла в отрочестве, когда он посмотрел немое кино «Полицейская академия». Особенно его впечатлила сцена, снятая в баре. Так что колготки были, что называется – в тему. Это было то, что нужно.

На всякий случай Штирлиц написал записку своему другу Мюллеру, чтобы тот не волновался, оделся, проверил макияж, нацепил лыжи, сел в машину и помчался к ближайшим Альпам. Там он уже не медля выпрыгнул из своего черного Мерседеса и уже на лыжах, бодро двинул на ту сторону горы. Путь занял какое-то время, но с кода он уже спустился, то сразу обнаружил, что получил искомое. Да, это была не Швейцария, но уже и не ломан. Это был Катар и в его голове мелькнула мысль: Начинаю операцию «Катаракта». Почему именно такое название – неизвестно. Ясно, что в основе – слово «Катар», а а вот что такое «ракта» – кто его знает. Возможно это – поза из йоги.