Пандемия коронавируса показала, что три десятка лет после окончания Холодной войны крайне негативно подействовали на методы мышления в области обеспечения безопасности. Пандемию встретили расслабленно, как бы не веря в ее реальность и в то, что это будет смертельно опасно. И если бы это касалось только этой угрозы, но такое отношение сложилось и к военным вызовам. Речь не вообще об изменении чувствительности к угрозам и уж тем более, не об отношении к условным РФ, Китаю, Ирану, КНДР и подобным странам, а сдвиг произошёл на каком-то фундаментальном уровне, когда разрываются причинно-следственные связи, которые разрушили саму целостность восприятия опасных процессов.

В период «бодрости духа» эти самые связи были железными и безусловными, и по каким-то косвенным признакам вычислялись изменения уровня опасности, исходящей со стороны противника. Но когда противник был очевидным, то и тонус был соответствующим. Как только парадигма противостояния перешла в свой антипод: «мир, дружба, жвачка», начали разрушаться и механизмы восприятия, оценки и реагирования на угрозы.

В итоге, самой разрушительной и стала тактика «вовлечения», избранная Западом в момент максимального доминирования. Она сводилась к тому, что если вовлечь изгоев в общемировые производственные и технологические процессы, то там начнет повышаться уровень благосостояния и людям будет с чем сравнивать свою прошлую и новую жизнь, после чего они не захотят возвращаться к своему тоталитарному обществу.

Однако научный подход к оценке явлений говорит о том, что любые теоретические выкладки должны быть подтверждены экспериментально или на практике. Если такое подтверждение не получается, то это значит, что теория была неверна и ее надо пересматривать столько раз, пока она не станет подтверждаться на практике. И вот в этом плане, конечной целью вовлечения той же РФ и КНР должна была стать их интеграция в западную систему ценностей, пусть и со своим собственным колоритом.

Но сейчас очевидно, что ни первая, ни вторая страна не пошли по этому пути. Очухавшись от голодухи и беспросветной нищеты, получив крупные деньги и действительно – повысив уровень благосостояния своего населения, сравнительно с коммунистическим прошлым, эти страны стали возвращаться в свой тоталитаризм, уничтожая именно те самые ценности, которые были приоритетными в теории «вовлечения». 

И если бы это был один «звоночек», то тут можно было бы рассуждать в стиле «да, но все же», но как только стало заметным сползание к тоталитаризму, тут же зазвучал второй звонок, даже не звонок, а колокол – милитаризация. А вот это уже нельзя было пропускать по определению. Даже не сама милитаризация, а ее темпы должны были поставить ряд очень простых вопросов. Например, когда Китай начал стремительное перевооружение своей армии, затрачивая на это сотни миллиардов долларов, то зачем он это делает? Он что же, укрепляет оборону из страха нападения на него?

Очевидно, что на страну с почти полутора миллиардным населением никто не станет нападать по определению, поскольку он способен закидать любого противника пушечным мясом так, что тот просто плюнет на свои планы. Или если кто-то внезапно захватит Китай, он что же, будет контролировать полтора миллиарда населения и думать, чем его кормить? Такая идея даже рассматриваться не может, но ведь гигантские средства, затраченные на вооруженные силы, наверняка направлены не на то, чтобы красиво ходить на парадах. И тогда напрашивается единственный логичный вывод о том, что Китай готовится не обороняться, но нападать. И тем более, что характер перевооружения показывает преобладание именно наступательных видов вооружений.

(Окончание следует)