Канцелярский язык в совке, а потом и в Московии, всегда был отдельной категорией и тот, кто не чувствовал его шкурой, вряд ли мог понять то, о чем идет речь в том или ином документе. Да что там текст документа, часто и само его название было составлено таким образом, чтобы истинный его смысл был понятен только посвященным.

Говорят, что в различных религиозных культах жрецы имели свой собственный вариант местного языка. Он вроде бы состоял из тех же слов, которые употребляло местное население, но правильно выстроенные фразы выглядели для постороннего либо бессмысленно, либо важным был второй смысл, который профанам был недоступен.

В совке эти традиции приняли особо рафинированный вид потому, что их генератор, а по совместительству – вождь и учитель, был семинаристом-недоучкой и потому что-то такое понимал из религиозной словесности, но кроме того, он был уркой, имевшим несколько отсидок, а потому – освоил «Феню», язык блатных и арестантов. Именно это и дало синтез, в конце концов ставший канцеляритом.

Например, когда вождь говорил о том, что жить стало лучше, стало веселее, это значило, что система освоила методы уничтожения собственного населения миллионами человек, что расстрелы стали частью технологического процесса и работали в режиме заводной куклы. А еще это значило, что пытки стали повседневным явлением, доведенным до уровня своеобразного искусства.

В самом деле, сломать одним ударом нижнюю челюсть арестанта сразу в трех местах мог и дурак, а вот правильно ударить так, чтобы вылетели сразу оба глаза, мог только специалист, который долго тренировался, ставил удар и четко мог просчитать, куда и с какой силой надо нанести удар, чтобы получить нужный эффект. Эти специалисты при совке очень ценились, а их сослуживцы – люто завидовали и сами тренировались, чтобы стать таким же знаменитым «ударником» заплечного труда.

Ценились те, кто мог за смену расстрелять сотни людей, стреляя в режиме автомата, но особо ценными были те, кто мог подвергать арестанта запредельным пыткам, но так, чтобы тот не терял сознания и не умер, пока не разоблачит всех, кого знает. Здесь нужна была тонкая работа, усидчивость и внимание, вернее- наблюдательность за состоянием клиента. Эти «следователи» были на вес золота, поскольку умели развязывать любой язык.

Об этом можно писать целыми томами, как и о том, как совки щедро делились этими знаниями и умениями с дружескими диктатурами, где это, пусть и не часто, приобретало вид, намного более вычурный, нежели в совке. Тем не менее, именно это Сталин оценивал как «лучше и веселее».

Также он рассуждал о миролюбии совка и его приверженности обороне. Прямо накануне войны с Германией он пояснял выпускникам военных академий, что совок, безусловно, делает упор на собственной обороне, но оборона должна быть наступательного характера. По сути, он сеял оксюморонами как весенний дождь, но тренированная публика понимала, что именно вождь и учитель имел в виду. Всем было понятно, что если речь идет о борьбе за мир, то скоро будет оборонительная война наступательного свойства.

Но вот прошло время, совок почил в бозе и казалось бы, навсегда умер и этот «новояз», но не тут-то было.

(окончание следует)