Из серии: “Неугомонный император”

Просыпался он относительно рано, не давал себе поблажек. Только, бывало, закончится обед, а он уже проснулся и весь – в государственных делах. Вот и сейчас он только проснулся и уже перешел в режим работы с бумагами. Иногда он просто мял бумагу, иногда тщательно растирал, а сейчас – просто смотрел на нее и размышлял о бренности всего сущего.

Иногда он позволял себе оторваться от текучки и погрузиться в размышления философского плана, не касающиеся ежедневной суеты. Сейчас он думал о том, что все проходит, как бы ты с этим не боролся. Вот хот бы взять его собственную лысину. Что бы он ни делал, он становилась все более обширной и блестящей. Ему обещали сделать пересадку шевелюры от доноров – не прижилось, потом взяли волосы с других частей его собственного тела и надежда вроде бы появилась.

Волосы хоть и не отличались прямизной, как на всей остальной голове, но хоть что-то. Но и те высыпались безвозвратно. И тогда ему больше ничего не осталось, как отращивать по полметра волос с оставшейся части заросшей головы и зачесывать их через лысину, чтобы создавался эффект присутствия волос на макушке.

Эта философия всегда его расстраивала неимоверно, поскольку за волосами следовала неизбежная цепь размышлений о Бобике, который скоропостижно скончался. Причем, в этом смысле он тоже боролся до последнего. Когда официальная медицина расписалась в своем бессилии, за дело взялись якутские шаманы. Он втирал себе мумиё тоннами, пил настойку из сушенного моржового пениса и принимал более экзотические средства, которые были приготовлены не шаманом и не фармацевтом, но скульптором из той же солнечной Якутии. Все тщетно.

Когда он в задумчивости вместо скомканной бумаги бросил пресс-папье, а то – отскочило и бахнуло по его гербу, вылитому из чистого золота, а тот – с грохотом ухнул на пол и у орла отвалились обе головы и лапы, в кабинет влетела пара его телохранителей, нервно сжимая чемоданы, в которых были спрятаны автоматы. Но увидев, что ничего страшного не произошло, а император пребывает в здравии, хоть и не в лучшем расположении духа, с поклонами скрылись за дверью.

По команде сразу прошло, что император изволят работать с бумагами и к нему, тихой тенью , вошел холуй-докладчик, кратко докладывающий последние новости. Он внимательно наблюдал за совокупностью движений императора, чтобы определить, начинать ему доклад или уходить без доклада. Зная малейшие оттенки проявления желаний императора, холуй счел, что можно начинать.

-Ваше величество, обмен пленными прошел в точности так, как вы гениально предвидели это.

Холуй сделал паузу, поскольку в таких местах император любил вставлять фразы о своей мудрости и предвидении ситуации. Монарх не подвел.

-А что я говорил? Куда они денутся? Жаль, Оноприенко не дожил до этого времени, мы бы и его забрали.

-Себе, ваше величество? Накой он нам? Он же душегуб!

Холуй был отборный, проверенный. Как раз из тех, кто потом становится либо депутатом госдумы, либо сенатором, либо губернатором. И ему было дозволено немного рассуждать о том, что он докладывает. Императору было интересно послушать, как это может выглядеть.

-Эх, Ванька! Не дорос ты еще до губернатора. Думать надо. Соображать! Нам он, конечно же, не нужен, но знай, что нет плохих людей, есть неправильное их применение.

(окончание следует)