Автор: Наблюдатель

Давно уже не выходят из ума строчки “смуглого русского гения”:

Оковы тяжкие падут,

Темницы рухнут – и свобода

Вас примет радостно у входа,

И братья меч вам отдадут.

Ну, думаю, ладно. Оковы пали. Свобода радостно приняла, вот она, свобода. Братья опять же… Но меч при чём? Нахрена меч?!

Давний размышлизм автора вместо эпиграфа

Вот так всегда. Мысли приходят, роятся, уходят, а тема не выписывается, чего-то не хватает. Сомнения разные мешают, опасения, вдруг не так скажу, да обижу кого невзначай. А тема все зреет, не торопится, и неизвестно, вызреет ли вообще. Муки творчества, в общем. (Если сравнить мои потуги со скоростями пана Гамилькара… Мне вообще иногда кажется, что он и не человек вовсе, а какой-то сверхъестественный Демиург). А потом приходит пан Готельер со своей максималистской “Стеной”, и ты понимаешь: надо отвечать. Потому что кто ещё так чувствует ситуацию, как ты? Так сказать, изнутри. Знайте: это пан Готельер стимулировал роды.

Да, я оттуда. Правда, в классификацию пана Готельера я не вписываюсь. Я не уехал из своего гетто после 14-го согласно второму пункту классификации и не принял “русский мир” со всеми последствиями согласно пункту третьему. Просто я оттуда. И сейчас должен сказать следующее: всю программу пана Готельера я принимаю. Полностью. Все десять пунктов. Ну, возможно, с некоторыми мелкими несущественными дополнениями и извлечениями.

Здесь дотошный читатель надеется увидеть некое обязательное “но”. Представьте, ничего такого не будет. Просто послушайте.

Когда произошёл Майдан, до нашей комфортабельно-фешенебельной провинции, с её мощной промышленностью, достойной медициной, неплохим образованием и “миллионом алых роз”, кроме телевизионных картинок, доходили лишь некие отголоски и слухи, в большинстве своём негативные. Типа “их там известно кто специальным чаем отпаивает”. Следить было интересно, но как бы со стороны: не первый майдан и не последний, национальная традиция такая. Потом события пришли к своему логическому концу, наступила некая стабилизация. И опять же это было интересно. Спусковым крючком для принятия внутреннего окончательного решения, безусловно, стал Крым. Тут было всё ясно изначально: происходит большая подлость, на стороне подлости ты быть не можешь. А вскоре подлость пожаловала в твой дом. Тут можно много всякого рассказать, но это отдельная большая тема. Самое яркое впечатление: в центре происходят захваты государственных учреждений, срывание флагов, всё бурлит, всё кипит. А во дворе управления внутренних дел стоит строй добрых молодцев в полном боевом снаряжении, стоят день, два, три… и ничего не делают. Саботаж был полный.

Вскоре началось большое переселение народов. Блокпосты, линия разграничения… Были приняты соответствующие правительственные решения, и ваш покорный слуга сел в машину и уехал в город своей юности на юге в надежде как-то определиться. В этом городе была прожита, как говорилось сразу после отъезда оттуда, большая часть жизни, потом говорилось – половина, сейчас уже – треть, до следующей градации я вряд ли доживу. Был получен статус переселенца и соответствующая бумага с печатью, в каковой я указал в качестве места проживания адрес старинных друзей юности, к которым и ранее частенько заезжал в гости. И довольно быстро оказалось, что постоянным это место проживания быть не может. Нам было хорошо вместе, друзья готовы были терпеть меня сколько угодно, но я не готов был сидеть у них на шее сколь угодно долго. И кроме того, хотя и были приняты “строжайшие” меры, дабы пресечь шастанье переселенцев туда-сюда, созданы всевозможные чиновничьи комиссии для контроля их броуновского движения, изначально было ясно, что никто этой белибердой заниматься не будет. Следовало только время от времени отмечаться в собесе, дабы не отключили пенсию. При этом казалось, что всё это не может длиться долго, а кроме квартиры в гетто у меня не было ничего. Я мог возвращаться домой, время от времени выезжать ненадолго, дабы, кроме собеса, получить необходимый глоток свободы. Как глоток кислорода в ковидном отделении, где пришлось пребывать некоторое время, уходя от смерти.

(Окончание следует)