Неизвестно за что, но свинарь получил на выходе вместе с тушами забитых животных очень объемный пакунок изделий мясокомбината – балыки, какую-то хитрую колбасу, что-то еще. Как и было сказано начштабом, мы постоянно следили за его движениями и когда увидели, что согнувшись он тащит этот пакет – все поняли. В общем, в часть все это доставил не свинарь, а мы с товарищем и занесли все начальнику штаба. Свинопас пытался что-то нам пояснить, но хлопцы мы были здоровые и он сам понял, что дальнейшие пререкания будут себе дороже. Он отключил звук, а когда мы приехали в часть, он тут же побежал на доклад к зампотылу. Что было дальше – покрыто мраком тайны.

Это был единственный раз, когда пришлось наблюдать то, что происходит на мясокомбинате. Потом, спустя годы, судьба не раз закидывала в подобные места, но туда уже привозили мясо, а забой происходил где-то в другом месте. Так вот, своими глазами пришлось наблюдать все, что происходит со свиньями и коровами вплоть до превращения их в туши или полутуши. И в общем, удивляло спокойствие этого огромного количества животных, вплоть до самого последнего момента и то, даже тогда лишь мизерная часть пыталась что-то предпринять, чтобы вырваться из ловушки. 

Понятно, что технология забоя отработана на все возможные случаи и именно в этот момент им уже просто некуда деваться, ну а за ними стояли сотни голов скота, который чувствовал себя еще достаточно спокойно и только поглядывал вперед с видом, будто хотели узнать, чем вызвана вот эта давка, почему нельзя двигаться быстрее. Спустя несколько лет, уже на гражданке, пришлось впервые увидеть фильм «Молчание ягнят» и тот ключевой диалог главных героев картины, давший название фильму, мне был понятен полностью.

РЕАЛЬНОСТЬ

Поэтому, когда люди поступают ровно так, как это делают животные, которых гонят на убой, это вызывает недоумение и отторжение. Очевидно, что в какой-то момент, все складывается так, что ты уже просто ничего не сможешь изменить, разве что умереть не той смертью, которую тебе приготовили, но до этого момента, все имеют шанс противостоять, отстаивать, бороться, драться, в конце концов. Но прямо сейчас можно наблюдать картины, когда гигантские стада атропоморфов готовы идти на убой просто потому, что какой-то свихнувшийся ублюдок, для которого в жертву сожгли орла и медведя, решил принести собственную жертву из сотен тысяч трупов.

То, что будет именно так, у нас не было сомнений, и стада двуногих стали проявляться в реакции на наши Майданы. Я помню о том, с какой желчью и ненавистью к этому относились орки. Не забыл и то, с какой брезгливостью об этом же мне писали белорусы, которые рассказывали о том, что им наши Майданы не нужны и что они все решат своим способом, без насилия. И теперь эти же пациенты рассказывают о том, что они не могут выйти на протест потому, что репрессивный аппарат режима уже не сломить. Десятки лет они двигались тем самым стадом свиней к месту забоя, поглядывая вперед и возмущаясь давке. Все это время они выглядывали за ограду, в которой они с удовольствием топтались, ощущая бока таких же как и они, испытывая гордость от того, что их много и что они движутся в одном, а значит – правильном, направлении, а теперь – пытаются пробивать на жалось и рассказывая о своей беспомощности. А самые оголтелые из них – смылись на Запад не потому, что начали борьбу с режимом и попали в черные списки, а просто для того, чтобы сформировать такое стадо в стороне от места забоя, не сделав ни выводов, ни оценок того, что они делали и что могли бы сделать, но не сделали.

(Окончание следует)