Война, развязанная против Украины, ему уже точно встала поперек горла. И это уже не только потому, что его армия понесла потери как техники, так и личного состава, которые уже не имеют никаких аналогов, кроме Второй Мировой войны, и не потому, что основные усилия его воинства направлены на то, чтобы избежать наступления ВСУ, а потому, что ему нечего рассказать об этой войне. Для него эта война становится как сказка, в которой чем дальше, тем страшнее. Причем, ВСУ еще не начинали наступать, а только ведут подготовку к наступлению, выжигая его воинство на сотни километров от линии фронта. 

Так что этот инструмент явно сломался, а потери настолько велики, что при его жизни восстановить их не получится никоим образом, да и все указывает на то, что и при жизни его страны, этого тоже не получится. По разным причинам, главной из которых является срок этой самой жизни. Не удивительно, что недавно бодрое и постоянное бряцание железом как в адрес всех соседей, так и в сторону ненавистных США и НАТО уже перестало иметь прежний вид. Это уже даже не бряцание, а сморщенное, дряблое шлепанье, которое никого уже не впечатляет.

Мало того, теперь уже ему самому как-то страшновато становится после того, как он смог лично наблюдать результаты очного, а не виртуального и выдуманного противостояния его новейшего оружия и западного – не первой свежести. Все настолько очевидно, что даже своеобразный на всю голову прутин, уже не может не понимать того, что станет с его армией, столкнись он с армией США. Вернее, не что станет, а за сколько дней.

То, что такие расклады уже не срабатывают, прутину точно докдокладывают и он это понимает, поэтому-то и пытается выйти через Эрдогана хоть на какие-то переговоры, поскольку утилизация его армии идет нарастающими темпами, несмотря на то, что все же удается наловить нового мяса и вытащить из глубокой… консервации то, что видел еще товарищ Сталин. Но есть еще один инструмент, который долгое время был основным в его внешней политике – труба. В основном, это – газовая труба, но и нефтяная – тоже. Просто именно нефтяных труб при нем не построили ни одной, в отличии от газовой, тем не менее, игра на трубе стала чем-то фантомным и навязчивым, в его угасающем сознании.

Тут нельзя сбрасывать со счетов некоторые психологические аспекты, скорее всего являющиеся доминантными, в случае с прутиным. Ведь еще Зигмунд Фрейд говорил о том, что основные движущие поведенческие мотивы пациента имеют в своей основе компенсацию чего-то, что сам пациент считает своим недостатком или даже ущербом. Возможно, труба для прутина является навязчивым фаллическим символом, который компенсирует его собственную ущербность. 

В самом деле, если на газовую или нефтяную трубу посмотреть не как на элемент какой-то транспортной системы, а как на какой-то предмет, то станет очевидным то, что ее в общем, никак не опишешь, как нечто длинное и толстое. А с учетом того, что прутин выделывал, когда еще здоровье ему это позволяло, то очень многое становится на место. Более того, возможно мы слишком упрощенно понимаем очень странную близость прутина и Меркель, например. Мы полагаем, что сутью их сладких отношений являются какие-то меркантильные аспекты, а может быть мы упускаем то, что всегда было на виду? 

Возможно, бывшая комсомольская функционерка Меркель имеет примерно такие же ассоциации, что и прутин, а труба для нее имеет именно такой символизм, что и для старика? В молодости мне лично довелось наблюдать как общаются комсомольские функционеры и функционерки, уровня горкома комсомола, и должен заметить, что фаллический символизм трубы вполне может быть уместным. Ну а тем более, если сам прутин еще с детства ощущал, что в этом смысле ему надо как-то компенсироваться.

(Окончание следует)