Целый ряд исследователей, потративших массу трудов на выяснение деталей начала Второй Мировой войны и далее – начала войны Германии против СССР, упоминают речь Сталина перед выпускниками военных академий прямо накануне начала бойни с Рейхом – 5 мая 1941 года, то есть – за полтора месяца до того, что потом называли «самым трагическим днем совеццкой истории». Речь эта была восстановлена по памяти ряда участников события и до сего дня никто ее не видел в виде конспекта или чего-то такого в архивах КП-СС. Но с другой стороны, как же ее можно увидеть, если на этот массив документов наложен гриф «совершенно секретно» и находятся они в спец фонде, куда простой смертный исследователь не прорвется, даже если окажется прямым потомком Сталина.

Оно и понятно, поскольку окажись этот документ доступным для публики, то все те басни, которые Москва всегда любит рассказывать о той войне, окажутся анекдотом из разряда черного юмора. Ведь там Сталин рассказывал о том, что страна готова к грандиозной войне и обеспечена всем необходимым под завязку. Более того, отдельным пунктом речи было признание Вермахта как сильно переоцененной силы, ну а в плане политическом, он объявил примерно такое кардинальное изменение ситуации, а именно – отказ от чисто оборонительной стратегии и о замене ее на концепцию «наступательной обороны». Сказано это было пусть и не для публики, но для нескольких сотен старших офицеров, от майора и выше, которые как раз и могли поступать в академию.

Но если эта речь была выдана в виде тоста на банкете с офицерами, то надо понимать, что в узком кругу доверенных лиц разговоры шли более открытые и детальные. А по результатам заседаний «ночного политбюро» обязательно должны были появляться указы, распоряжения, приказы и директивы. Другое дело, что все это – под замком и Москва до сих пор на это реагирует в любимом стиле, мол «А вы докажите, предъявите докУмент!». 

Но если с пактом «Молотов – Риббентроп» сильно дурака не поваляешь, поскольку он оброс вторым слоем документов не только в совке, но и в Германии, а в них идет отсылка на те самые «секретные дополнения» о переделе Европы, то с внутренними документами все намного сложнее, поскольку они все охватываются системой безопасного хранения и экстренного уничтожения. Мне лично доводилось наблюдать сейфы, на которых было написано что-то типа «выносить (эвакуировать) или уничтожать – в первую очередь.

Не удивительно, что когда режим стал рушиться, то в специально оборудованные буржуйки, где документы не только уничтожались, но и разрушались уже сожженные листы, уходили тонны документов. Это никак не должно было попасть в чужие руки и попадало очень редко. Ну а поскольку все эти документы в руках совка, а теперь – путинской федерации, то очевидно, что добраться до них – крайне сложно, а достать оригиналы, которые можно отдать на экспертизу – невозможно. В лучшем случае их можно сфотографировать, но доказательной силы эти документы иметь не будут… Или все-таки будут?

Для того, чтобы принять подобные копии документов как надлежащее и достаточное доказательство, нужен какой-то правовой механизм. Если в континентальной системе права его довольно тяжело даже представить, то в англо-американской подобные тупиковые ситуации обходят путем применения прецедента. Если удастся обнаружить прецедент, который был сформирован, в том числе и Москвой, то им вполне можно воспользоваться даже в том случае, если оригиналы совковых документов будут храниться под замком, но всплывут их фотокопии. И как это ни странно, такой прецедент существует. Мало того, под ним стоит подпись официально уполномоченного совком лица. Но для подхода к нему нужен небольшой исторический экскурс о том, что у нас мало кто знает или даже краем уха слышал об этом.

(Окончание следует)