Любой диктатор считает себя уникальным, неповторимым и часто – непревзойденным. Это – вполне понятное следствие стандартной цепи событий, которую проходит любой из представителей этого сообщества. Наверное, каждому из них было бы неприятно узнать, что в общем, до него делали примерно те же самые вещи и что самое обидное, после него – все повторится. Эти деятели чаще всего, не утруждали себя изучением того, как выглядели диктатуры до них и потому – не сравнивают собственные действия с тем, что уже было многократно.
Ведь это явление имеет огромную историческую базу и со времен диктатора Луция Корнелия Суллы все хорошо описано. Другое дело, что диктатору это не интересно и подавляющее большинство этих персонажей просто невежественны и даже не подозревают о том, что являются всего лишь одним из множества деятелей, которых после смерти, в основном, считали подонками.
Сейчас любой диктатор делает одно и тоже. Первым делом он старается уничтожить всех, кто сомневается в его величии, а именно – прессу. Но очень быстро он приходит к выводу о том, что пагубное влияние прессы не выветрилось и тогда гонениям подвергаются отдельные персонажи, которые могут эту критику вменяемо сформулировать. После этого приходит очередь просто недовольных, но они кончаются очень быстро, поскольку вслух уже никто не высказывает сомнений в его величии. Но он-то прекрасно знает, что эта сволочь если и не говорит вслух то, что о нем думает, то может сказать в любой момент, случись какой-то катаклизм.
Поэтому начинается поиск тех, кто удачно замаскировался с переходом на другую категорию, которые пока не обнаружили недовольства, но могут это сделать в любой момент. И в конце концов, диктатор приходит к мысли о том, что эти самые массы вообще склонны к сомнениям по поводу его величия, а потому их надо держать в таком состоянии, чтобы не допустить сомнений. В общем, проигрывается стандартная пьеса «Я и сволочь» и все различия здесь состоят лишь в скорости расширения круга сволочи.
Но и сам диктатор на месте не стоит. По мере ослабления возможной критики он становится все более великим. Если у него нет каких-то физических изъянов, он обязательно разыграет роль альфа-самца и неотразимого Казановы, а потом, в зависимости от среды, откуда его занесло в диктаторы, он станет великим деятелем искусства, например – писателем, поэтом, художником, певцом или даже музыкантом.
Кроме того, он может заделаться и великим спортсменом, который всех побеждает. Причем, он никогда не заделается прыгуном в длину или высоту, поскольку там трудно изобразить феноменальные результаты, а вот борцом или хоккеистом – легко. Уж побороть-то он все сможет, а сколько шайб или мячей забьет, так это просто считать устанешь. Конечно, он может придумать оригинальные виды спорта, наподобие прыжков в сторону, бега на месте или метания коровьих лепешек, но тут есть ограничение – окружающие могут не понять величия.
Ну и как ни крути, каждый такой деятель считает себя полководцем и Наполеоном. Без этого – никуда. И тут еще большой вопрос в том, кого из них сильнее заносит, любителей рядиться в мундиры и навешивать на себя побрякушки или тех, кто подчеркнуто ничего на себя не вешает. Практика показывает, что трупов остается больше за теми, кто избегает примерок мундиров перед зеркалом. Но когда диктатор доходит до стадии «великий полководец», срабатывает условный сигнал предупреждения.
(Окончание следует)