Лет десять назад, а может и больше, совершенно случайно судьба занесла на очень интересный ресурс, где публиковались письма немецких солдат с восточного фронта. Читал несколько дней, но не для чего-то конкретного, а просто ради интереса, чтобы увидеть ту войну их глазами. Потом, когда началась война у нас, пытался найти его еще раз, но не удалось. Ресурс немецкий и все там было на немецком языке. Видимо, его сделали как некий исторический проект и потому там все было без пафоса, просто письма солдат и все.

В общем, самым ярким оказалось письмо солдата, который воевал и в Первой мировой. Писал он о том, что видел подо Ржевом, во время Жуковской Ржевско-Сычовской наступательной операции красной армии. Судя по тому, как он все описывал, сам он не стрелял по противнику, но наблюдал за происходящим и в общем, довольно холодно описывал вид бойни, открывшийся его взору. Он был не из тех, у кого сдавали нервы, но он сам себе задавал вопрос: «Зачем они это делают?», имея ввиду однотипность маневра и то, что взамен только что уложенной волне наступающих приходила вторая, третья, четвертая и каждая из волн укладывалась примерно в том же темпе, как и предыдущая.

Для всех было очевидно, что таким образом наступающие банально не смогут сделать ничего нового, просто прийдут и умрут ровно так, как и предыдущие. Он полагал, что и наступающие тоже это знают и вот этот вопрос он задавал своему безымянному противнику. То есть, у него не находилось ни единого аргумента для того, чтобы оправдать подобные действия. Причем, если бы речь шла о том, что наткнувшись на плотный огонь, противник отступал, а потом – повторял попытки, то в таком случае была бы какая-то логика событий, но они шли на верную смерть, без единого шанса прорваться через стену свинца. То есть, они шли, чтобы умереть.

А запомнилось это письмо потому, что старый солдат дрогнул, когда под пулеметы и пушки пошла кавалерия. Видимо, у него еще с прошлой войны остались особые чувства к лошадям и зрелище разрываемых пулями лошадиных тел его зацепило. И он высказал замечательную мысль, написав примерно следующее: «Если они (красные армейцы) сделали свой выбор и решили умереть, то зачем они погнали на смерть этих прекрасных животных? Они могли бы умереть сами, но не убивать лошадей».

И вот эти строки натолкнули на мысль о том, что пропаганда Рейха, дегуманизирующая большевиков, сделала намного меньше, чем это сделали сами большевики вот такими жуткими упражнениями. И старый солдат задал риторический вопрос: «Кем надо быть, чтобы творить такое?» И если бы он был задан мне, то у меня не было бы на него ответа. События эти произошли 80 лет назад, в 1942 году, но похоже на то, что прямо сейчас мы наблюдаем нечто подобное, пусть и с новыми вариациями.

Ту дичь, которую описал старый солдат, можно было бы назвать синдромом Сычовки, а в этой войне уже есть синдром Чернобаевки, который проявляется во многих местах. Отличия заключаются лишь в том, что тогда бойцы Вермахта не ожидали ничего подобного и не могли найти рационального пояснения такому поведения, а в нашем случае – наоборот, мы от них ничего другого и не ждем, а раз так, то единственный вопрос, который интересует, это как повысить эффективность их утилизации и довести количество одвухсоченных к показателю, превышающему то, что командование орков перебрасывает на наш фронт. Ничего более, просто математика и все. И потому именно наша армия стала самым лучшим утилизатором исконно мордорского милитаризма. И нам проще еще по одной причине. У орков теперь нет лошадей.