В общем, складывая все это вместе и учитывая то, кому на исполнение поступил заказ, то можно даже не сомневаться в том, что именно такое решение – домашний арест с залогом с суммой, равной той, что была назначена Медведчуку, должен был вынести судья. И можно не сомневаться в том, что уже были заготовлены соответствующие статьи и репортажи. Все это должно было произойти именно в понедельник. Просто рассмотрение вопроса о мере пресечения – крайне скоротечная процедура и там ничего особо долгого быть не должно.

К сожалению, мне лично приходилось принимать участие в заседаниях, когда сразу видно, что вопрос уже решен и что бы ты ни подавал и что бы ни заявлял, чем бы ни аргументировал – полный ноль. Можно было даже спеть «О соля миа!» И это имело бы ровно такой же самый эффект. Проще говоря, все должно было уложиться в полчаса. Судья мог играть в игрушку на телефоне, что бывает довольно часто и вообще ничего не слушать, а потом – выйти из комы и строго спросить: «У вас – все? Есть еще что-то добавить к сказанному? Нет? Совещательная комната».

Но в этот раз все пошло не так. Все эти переносы и прочее были обусловлены совокупностью факторов, которые не все были в зале заседания или под стенами суда. Часть из этого кордебалета мы просто не видели и не могли видеть. Скажем так, вряд ли Порох ехал на «ура» и не предпринял все необходимые меры, чтобы сломать этот цирк. Мы ему, безусловно, помогли. Но тут надо понимать, что сработала именно совокупность факторов и ни один из них не мог сработать самостоятельно. Возможно, когда-то мы узнаем, как сыграл весь этот оркестр, в котором мы играли ключевую, хоть и не солирующую партию.

Поэтому начались пробуксовки и наверняка все эти перерывы были обусловлены тем, что в тиски попали части тела не судьи, а более других товарищей. Потому ему действительно стало зле, поскольку он прекрасно понял, что игра меняется и он, как знающий все и всех, мог действительно тяжело, неизлечимо и скоропостижно заболеть или еще хуже – выпасть из окна. Случаи ведь разные бывают. В итоге, поставленный сценарий был сломан и случилось это именно в понедельник, но тут надо понимать, чем закончился этот день именно в процессуальном плане.

Уйдя в совещательную комнату, суд уже не может оттуда выйти ни с чем, кроме как с решением (ухвала, постанова, вирок, все це – рішення суду). То есть, он не мог выйти из совещательной комнаты и снова начать заслушивать аргументы сторон. Это – крайне важный момент, на который следует обратить особое внимание. Это значит, что именно сегодня в принципе не должно было происходить уже ничего кроме оглашения решения. Проще говоря, судья должен был выйти из совещательной комнаты и просто зачитать то, о чем он там с собой или с кем-то насовещался.

И вот сегодня с трибуны кто-то говорил о том, что судья должен был вернуть материалы следствию, чтобы то – расхлебывало все то, что оно там натворило. Это – красивые слова, но они к сожалению, не имеют ничего общего ни с нашей реальностью, ни с той стадией процесса, на которой все остановилось. К этому времени уже прошли те процессуальные действия, на которых судья мог вернуть материалы следователю. В данном случае речь шла о мере пресечения. Если говорить просто, то суд уже принял обоснованность возбуждения уголовного дела и не рассматривает вопрос процессуального статуса фигуранта, он уже – подозреваемый и мы присутствовали при решении всего одного вопроса – избрании меры пресечения. Таким образом, ни о каком возврате взад именно здесь речи не могло быть в принципе, а потому – реальной целью было выйти с минимальной мерой пресечения.

(Окончание следует)