Как мы помним, фрау Ангела и ряд деятелей ее правительства постоянно заявляют о том, что СП-2 – чисто коммерческий проект. А иногда они расшифровывают эту фразу для тех, кто мог не сразу понять, что значит «коммерческий». Именно такой публике сообщается, что проект не имеет политической составляющей и направлен лишь на извлечение той самой коммерческой выгоды. Ну а для патриотов еще и присыпают сверху словами об энергетической безопасности Германии.

Но вот, что в этом всем интересно. И с германской, и с российской стороны подобные заявления делают не владельцы проекта и не лица, которые им управляют. То есть, никто не слышит руководителей проекта, которые как раз и составляют коммерческое руководство проектом. Вместо этого, тему постоянно поднимает Меркель, ее министры, а с российской стороны – Путин и его министры. Например, свежее высказывание немецкого министра охраны окружающей среды и ядерной безопасности Германии Свенья Шульце по этому поводу звучит так:

«Решение о строительстве трубопровода было принято много лет назад. Он почти завершен и получил разрешения в соответствии с принципами правового государства. Если бы мы сейчас остановили проект, то причинили бы достаточно вреда, поставив под сомнение надежность принятых на основе принципов правового государства решений, и, вероятно, столкнулись бы с судебными разбирательствами».

Но раз риторика ведется на этом уровне, то в таком случае следует сделать всего два простых вывода: либо вот эти министры и фрау Меркель активно занимаются коммерцией, либо это самый политический, можно даже сказать – политический на высшем политическом уровне, проект. Ведь ниже уровня канцлера и министров эта риторика вообще никогда не опускается.

Но вернемся к словам. Вот это частое и акцентированное упоминание слова «коммерческий» в этом проекте предполагает крайнюю степень выгоды всего предприятия. Проще говоря, речь должна идти о какой-то необыкновенной и совершенно очевидной прибыли, которую дает эта знаменитая стройка. Но раз так, то в таком случае, следует бегло пройтись по критериям, которые формируют эту самую выгоду.

Самый главный фактор, указывающий на коммерческую выгоду проекта, безусловно связан со сроком окупаемости всего мероприятия. Проще говоря, речь идет о том, когда проект станет приносить прибыль. Ведь очевидно, что какое-то время, он будет вынужден работать для того, чтобы вернуть вложенные в него средства и как мы знаем – немалые средства. Ведь так, как строит свои трубопроводы Газпром, больше не строит никто в мире. В затраты включена такая огромная коррупционная составляющая, поэтому любой газпромовский газопровод будет однозначно дороже чем то, что строят в мире. А это означает, что срок окупаемости будет необычно долгим. 

И что характерно, никто из тех, кто рвет на своих грудях тельники с криками о коммерческом проекте, никогда не говорят о том, когда же планируется выйти на этот самый порог окупаемости. Ведь это может быть 10-20-30 лет, а каждый газопровод и тем более – морской, имеет свой граничный срок эксплуатации, который тоже не назван, а это – важно, поскольку если срок окупаемости подбирается к граничному сроку эксплуатации, то в таком случае он просто не даст прибыли, а потому – будет убыточным и по определению – не коммерческим.

Но это лишь самый фундамент того, из чего складывается расчет прибыли. Кроме всего прочего, туда вкладываются риски, которые могут осложнить работу проекта или вовсе ее остановить. Как это не смешно, приведенные выше слова министра Шульце полностью срывают покров «коммерции» с этого проекта. Она говорит о тех самых рисках, которые обязаны были изучаться и оцениваться еще на предпроектной стадии, когда составляется технико-экономическое обоснование.

А ведь еще тогда было понятно, что против газопровода выступает целый ряд стран, которые продавливались исключительно политическими механизмами: Балтия, Польша, Дания, Швеция. То есть, проект был изначально – запредельно рискованным и по части коммерческой выгоды – сомнительным, поскольку на такой риск можно идти только и исключительно в том случае, когда прибыль предполагается огромная, а срок начала ее получения – мизерный. Но ничего подобного в этом проекте нет.

И вот теперь министр рассказывает о рисках, которые были очевидны с самого начала. А теперь – внимание! В любом другом случае, обязано бы начаться громкое расследование того, как были не учтены очевидные риски, которые уже убивают прибыльность проекта. Ведь он уже давно должен был работать, а пока – конца и края этому не видно и уже непонятно, что будет дешевле, достроить и запустить его или просто бросить как есть?

Расследование должно было найти мошенников, которые скрыли явные риски, а также найти лиц, которые покрывали такое состояние дел и способствовали продвижению такого опасного мероприятия. Должны быть названы имена, посчитан ущерб и приняты соответствующие процессуальные действия. Но ничего этого нет. Возможно ли такое представить в любом другом, чисто коммерческом случае? Очевидно, что нет, а здесь мы слушаем министров и канцлеров о «коммерческой» сути проекта. Как там было у Далиды? «Слова, слова…»