От редакции

Следующий ниже текст написан почти три года назад, в середине августа 2017 года. С тех пор он не просто не утратил актуальности, но стал еще более актуальным с учетом того, что избрал наш мудрый «нарит». В любом случае, мы его приводим с небольшими правками, меньшими, чем обычно в таких случаях, поскольку все актуально и злободневно. Все происходящее сейчас имеет свои четкие аналогии, указывающие на то, как действуют Москва в указанных ниже ситуациях и чего от нее следует ожидать. Мы понимаем, что прямо повлиять на ход событий мы не можем, но по крайней мере, здесь говорится о том, как нужно действовать и собственно о том, что нужно действовать.

***

Через несколько дней исполнится очередная годовщина событий, которые послужили спусковым крючком для Второй Мировой Войны. Эта война существенно отличалась от Первой Мировой. Тогда почти все ее основные участники так или иначе стремились к ней и имели свои резоны от ее начала. Причем, каждый считал, что в итоге получит какую-то новую часть пирога, а плане колоний и других территориальных приобретений. Грубо говоря, всем хотелось повоевать, и для этого нужен был только повод. Если бы Гаврила Принцип не застрелил эрцгерцога Фердинанда, нашлась бы другая причина для начала войны.

В этом случае, такую готовность активно демонстрировали Германия и совок. Ни Франция, ни Великобритания не стремились к войне, ибо они получили все, что хотели еще в ходе первой войны. Вторая война надвигалась под флагом реванша. Оба зачинщика остались неудовлетворенными первой войной и попали в разряд изгоев. Поэтому они хотели получить все, что потеряли в прошлой войне, плюс то, чего тогда не получили, хоть и желали получить. Понятно, что спустя всего два десятка лет после окончания неслыханной по количеству потерь войны, мало у кого в голове укладывалось желание повоевать еще раз и с куда большим размахом. Тем не менее, все шло именно к этому.

Германия желала получить сатисфакцию за унизительный Версальский мир, который вверг страну в нищету и голод, и непременно поквитаться с победителями, особенно – Францией, за те грабительские контрибуции, которые  были взвалены на плечи Германии. Но в Берлине оказалось достаточно здравомыслящих людей для того, чтобы понимать простые истины. Вновь приобретенные территории требовали времени для их качественной интеграции в Рейх, а потому там вполне были готовы поделиться с новыми союзниками территориями предполагаемых колоний.

В совке все было намного проще. Идеология коммунизма держалась на постулате о несовместимости одновременного существования капиталистической и коммунистической систем, а уничтожение противной системы должно было произойти посредством мировой революции. Об этом писали все классики и идеологи коммунизма, но на это мало кто обращал внимание, а зря. Возможно, это случилось потому, что теоретики практического осуществления коммунизма, такие как Ленин, Свердлов, Троцкий и другие, не давали конкретного рецепта проведения этой мировой революции.

Это и понятно, ибо они считали, что антагонизм пролетариата и буржуазии неизбежно ведет к революции. Поскольку она (буржуазия) существует повсеместно и владеет капиталом и средствами производства, то пролетариат обязательно поднимется на революцию в рамках классовой борьбы. Наверняка многие считали это несбыточным бредом, но пример большевистской России говорил о том, что с этими теориями все не так просто.

Но Запад упустил важный момент, за что и заплатил высокую цену. Все эти теоретики, о которых мы писали выше, не имели концовки своих исследований мировой революции. Но ее нащупал Сталин и особо этого не скрывал. Он заявил о том, что удачная революция в России произошла в результате Первой Мировой Войны и в этот же самый момент вспыхнуло несколько революционных очагов на территории Германской и Австро-Венгерской империй. Другое дело, что там эти мероприятия, по разным причинам, не имели успеха.

Так вот Сталин впервые выдвинул идею о том, что кроме классовой борьбы, для начала мировой революции нужна еще и большая, желательно – мировая война. Как мы помним, все предыдущие войны носили экономическую подоплеку и если исходить из классических понятий о предпосылках войны, то к концу 30-х годов прошлого столетия таковых не было. Это значит, что для большой войны нужны были другие причины. И они были созданы.

В Германии теоретиком большой очистительной войны был некто Альфред Розенберг, отнюдь не военный, а чистый теоретик, но в совке все обстояло намного хуже. На месте теоретика оказался кадровый военный, служивший в одном из отделов генштаба царской армии и со временем, ставший начальником Генштаба красной армии. В своей книге «Мозг армии»,  еще в 20-х годах минувшего столетия, Шапошников изложил механизм начала новой войны, ее цели и задачи, в плане обострения классовой борьбы. То есть, к лету 1939 года сформировались две силы, которые искали повода к началу новой, захватнической войны, генерируемой не экономикой, но идеологией.

Из будущих основных участников Второй Мировой Войны ни Англия, ни Франция, ни тем более Штаты, не готовились к грядущей войне и максимум на что рассчитывали – на драку между Гитлером и Сталиным, которые были записаны в разряд маргиналов. По этой причине делегации союзников вели постоянные консультации и переговоры и с Германией, и с совком о том, чтобы уравновесить агрессивные амбиции одного, тем же самым – другого диктатора.

Как видно из открытых источников, совок более активно вел переговоры именно с западной коалицией, в лице министра иностранных дел Франции Барту. Есть мнение, что у Луи Барту и тогдашнего наркома иностранных дел, еврея по национальности Максима Литвинова, сложились приятельские и довольно открытые отношения. Не удивительно, что в этот период совковые делегации в Лиге Наций, которые возглавлял Литвинов, вели речь о мире и разоружении. В это самое время, промышленность уже работала в режиме военного времени, и было понятно, что в ближайшее время официальный курс совка изменится.

Собственно говоря, первая и очень существенная подача совка Германии была осуществлена в конце апреля 1939 года, когда Литвинова обвинили в непонимании линии партии и правительства и сняли с должности наркома иностранных дел. До сих пор не понятно, как бывший нарком не пошел в расход, но уже как есть. В Берлине с энтузиазмом отнеслись к отставке Литвинова, ибо вести переговоры с евреем там принципиально отказывались, а потому там поняли этот намек как открытие двери для начала переговоров.

Между прочим, сам Гитлер отмечал о том, что он никогда не верил в реальность каких-то серьезных соглашений между совком и англо-французской коалицией. Там прекрасно понимали сущность московского режима, его кровожадный экспансионизм и полный идеологический антагонизм с Западом. Фюрер лично высоко оценил рокировку Литвинова на Молотова, после чего началась активная игра на сближение позиций и договоренности о сферах влияния в Европе.

До середины лета шли активные неофициальные контакты по устранению разногласий, касавшихся именно территориального раздела Европы между этими двумя силами. Есть мнение о том, что Гитлер очень долго упирался в вопросе о Финляндии, которую Сталин непременно видел в сфере своего влияния. В общем, консультации были напряженными и пошагово снимались менее актуальные вопросы, а к концу июля Гитлер дал согласие на включение Финляндии в сферу интересов совка.

Это было обусловлено упорным отказом Польши идти на территориальные уступки Германии, что перевело ситуацию в плоскость планирования и подготовки боевой операции Германии против Польши. Зная о том, что Сталин сам имеет территориальные претензии к Польше и более того – личные обиды за былые поражения от поляков, о которых было указано на консультациях, Гитлер решил сдать Финляндию в обмен на нейтралитет совка во время польской компании. Это согласие мгновенно ушло в Москву, и там началась подготовка к заключению большого договора о ненападении.

Уже 19 августа было подписано то самое экономическое соглашение, по которому совок два года усиленно закачивал в Германию стратегическое сырье, которое помогло промышленности вывести Вермахт на невиданные по мощности, кондиции. Но в этом соглашении была важная оговорка, которая отсылается на еще не подписанное, но усиленно готовящееся политическое соглашение. Оговорка была о том, что экономическое соглашение вступает в силу только после подписания большого политического договора. То есть, пока формально не поделили Европу, ни о каких поставках металлов, продовольствия и прочего – не может быть и речи.

А в это время еще идут переговоры с англо-французской делегацией. 21 числа состоялось очередное заседание, на котором совок представлял Клим Ворошилов. В это время Сталин получил личное послание Гитлера о полном согласовании текста большого договора и вот именно в этот момент адъютант Ворошилова подал ему записку от руководителя канцелярии Сталина, Поскребшева со знаменитым текстом: «Клим, Коба сказал, чтобы ты сворачивал шарманку». На этом переговоры были закончены, а на следующий день стало известно о срочном визите в Москву министра иностранных дел Германии Иохима фон Риббентропа. А на следующий день под договором о ненападении красовались подписи Молотова и Риббентропа, а через неделю началась война, двери которой открыла Москва. А дальше начинаются вещи, которые прямо перекликаются с днём сегодняшним.

Дальнейшие события исполнены символизмом, который сейчас наполнен вполне реальным смыслом, который почему-то не доходит не только до простых обывателей, биндюжников и фраеров, но и до элиты политических заоблачных далей. С окончанием Второй Мировой Войны гитлеровская Германия приводится как образец вероломности, но сейчас создается впечатление, что такой образ Германии был создан только для того, чтобы скрыть кровавую харю куда более отвратительного хищника, волею судеб оказавшегося в рядах антигитлеровской коалиции.

(окончание следует)