Надо заметить, что сама тональность речи Гиммлера была довольно интересной. Формально она была посвящена тому, что Рейх ведет жестокую войну, а война – дело грязное и приходится делать вещи, которые с трудом укладываются в головы простых людей. Более того, он говорил о том, что даже стойкие коллеги, вынужденные делать жестокие вещи, могут перейти грань, за которой наступают необратимые последствия и можно потерять облик порядочного человека. Тем самым, он призывал к хладнокровию даже в самых сложных ситуациях.

Но на самом деле, это была всего лишь упаковка, а на самом деле Гиммлер пояснил государственному, партийному и военному руководству страны, что все они вымазаны кровью под самый верх и что всем нужно держаться вместе, поскольку их удел – победа или смерть в петле палача. Это было скрытое предупреждение тем, кто подумывает выйти из игры и начать о чем-то договариваться с союзниками. Вот некоторые выдержки из той речи.

«Теперь я хочу, чтобы вы внимательно выслушали то, что я должен сказать здесь, на этом избранном собрании, но никогда и никому не говорите о том, что вы сейчас услышите. Я имею в виду вопрос, который вы, мои коллеги-члены партии, явно задали, и который, однако, стал для меня самым сложным вопросом в моей жизни: еврейский вопрос.

Вы все воспринимаете это как само собой разумеющееся и радующее, что в вашем доме больше нет евреев. Всем немцам – за исключением нескольких случаев – также ясно, что мы не смогли бы выдержать этих шести лет войны, если бы у нас была эта гнойная чума в теле нашего народа. Предложение: «Евреи должны быть истреблены» состоящее из нескольких слов, господа, легко произнести, но для того, кто должен это сделать, это самая сложная и трудная задача…

Я хочу откровенно поговорить с вами по очень серьезному вопросу. Между нами это должно быть упомянуто откровенно, и все же мы никогда не будем говорить об этом публично … Я имею в виду … истребление еврейской расы … Большинство из вас (он обратил взгляд к своим собравшимся генералам СС) должны знать, что это значит, когда рядом лежат 100 трупов, или 500, или тысяча…

Выдержать это – и в то же время, кроме исключений, вызванных человеческой слабостью, – остаться приличными людьми, это то, что сделало нас сильными! Это страница славы в нашей истории, которая никогда не была написана и никогда не будет написана.

Нам пришлось столкнуться с вопросом: а как же женщины и дети? Я полон решимости в этом вопросе прийти к абсолютно четкому решению! Я бы не чувствовал себя вправе просто искоренить людей – ну, давайте называть вещи своими именами, вместо «искоренить» надо сказать «убить» или «быть убитым». Ну, я просто не мог рисковать, просто убивая мужчин и позволяя детям расти как мстителям, стоящим перед нашими сыновьями и внуками!

Мы были вынуждены прийти к мрачному решению, что этот народ должен исчезнуть с лица земли! Организовать это задание было нашей самой трудной задачей, но мы справились с ней и выполнили ее, без – я надеюсь, господа, я могу сказать это – без наших лидеров и их людей, которым нанесен какой-либо ущерб в их умах и душах.

До конца (1943 – ред.) года проблема евреев будет решена раз и навсегда! Это все, что я хочу сказать сейчас о проблеме евреев. Теперь вы знаете все об этом, и вам лучше держать это при себе! Возможно, в более позднее время, а иногда и в куда более более поздний период, мы могли бы подумать, стоит ли рассказать немецкому народу чуть больше обо всем этом, но я думаю, что нам лучше этого не делать!

Именно мы здесь взяли на себя ответственность… за действия, а также за идею… и я думаю, что нам лучше взять этот секрет с собой в наши могилы».

Думаю, что этот текст имеет смысл перечитать не один раз для того, чтобы увидеть стопроцентное сходство с тем, что было в совке и есть сейчас в головах побитых совковой пропагандой. Отличие лишь в том, что у большевиков был враг не по национальному, а по классовому признаку. И если с национальной идентификацией все было более или менее понятно, то под определение классового врага, можно было подогнать кого угодно и в произвольном порядке. А потому совковый вариант был идентичным, только в принципе не имел конца.

(окончание следует)