Очевидно, что противник перешел от военного, конвенционного применения своих крылатых ракет и дронов к террористическому, что подтвердили все должностные лица федерации, начиная с самого прутина. По сути, его собственные речи и речи его холуев дают следователям то, что часто вызывает наибольшие трудности, а именно – доказать умысел в действиях преступника. Если вспомнить Нюрнбергский трибунал, то практически все подсудимые строили свою защиту на том, что они выполняли приказы фюрера и не были в курсе того, на что в конечном итоге те были направлены. То есть, они стояли на том, что у них не было умысла на совершение военных преступлений.

И вот прутин сам снял этот вопрос как таковой. Он толкнул речи по собственной воле, без принуждения и публично, а раз так, то он сам же и подтвердил, что его войска умышленно наносят удары по объектам, которые не должны им подвергаться в соответствии с конвенцией, регулирующей правила ведения военных действий. Кроме того, он это сделал публично, и теперь все его холуи, которые заняты в войне против Украины, знают о том, что их фюрер ведет войну не по правилам, а это значит – совершает военные преступления, и они поддерживая его, уже формализуют себя как соучастников.

Теперь они не смогут использовать тактику военных преступников Третьего Рейха и вообще – бить на то, что у них не было умысла на совершение военных преступлений. Теперь они все знают и продолжают действовать в том же самом ключе после момента, когда им стало известно о преступности своих действий и невзирая на возможность отказаться от них. И не удивительно, что именно ракетные обстрелы вызвали в мире больший резонанс и привели к более существенным для федерации последствиям, чем даже зверства, которые творили оккупанты в Буче, Ирпене, Гостомеле, Изюме, Херсоне и других местах.

Оно и понятно, ведь все эти зверства творились тайно и противник отказывается от обвинений в совершении этих преступлений, а здесь – все очевидно. Сами налеты и их последствия – полностью документируются в режиме реального времени, причем – не только и не столько силами Украины, но и средствами наших партнеров, который фиксируют каждый залп и знают, с какого носителя была запущена конкретная ракета и куда она прилетела или где была уничтожена. То есть, вся эта механика фиксируется четко и безусловно, а речи прутина и его холуев говорят о том, что их ракеты не случайно попали в дом, например, а изначально были направлены не по военным, а по гражданским объектам.

И вот еще одно соображение по поводу того, почему они бьют именно по подстанциям. Понятно, что им хотелось бы повторить то, что они творили в Сирии и что прутин называл тренировкой. Теперь всем понятно, тренировкой чего это было. Но тут есть несколько существенных отличий. Во-вторых, эти налеты вызывают прямо противоположную реакцию населения и многие уже готовы рвать «освободителей» руками и зубами. Но есть и технические моменты. Многие объекты энергетической инфраструктуры строились при совке и в отличии от Сирии, в них закладывалась избыточная прочность для стойкости именно при подобного рода налетах. Поэтому достать их сложно в том плане, что нужно попасть в конкретное место, с точностью до метра, а их ракеты этой точности не имеют. Подстанции же стоят на открытой местности и имеют массивные трансформаторы с масляным охлаждением. Даже не попавшая точно ракета, нарушает систему охлаждения и в итоге возникает массивный пожар за счет нескольких тонн горящего масла и уже огонь выводит из строя остальное оборудование, что мы и наблюдали постфактум.

И вот – предварительный вывод из всего этого натюрморта. Ракеты у противника – отсталый хлам, который не умеет работать с точностью, соответствующей мировому уровню и 21 веку. Поэтому противник нашел им единственное применение – лупить по подстанциям, которые никто даже не проектировал так, чтобы они были укрыты от авиационных или ракетных ударов, и потому они стали той целью, которую террористы решили атаковать.

Прямо сейчас над городом идет батл и прямо из окна видно как сбили две ракеты. Понятно, не буду рассказывать где. Но об этом – чуть позже, а пока – ставлю точку.