Кроме того, уже в довольно взрослые годы он открыл для себя художественную гимнастику. Нет, сам он не делал мостик и не крутил сальто, но зато нашел гимнастку, которая выделала это для него в режиме приватного танца. Но он не просто созерцал эту картину, но и принимал непосредственное участие в упражнениях с обручем, лентами и особенно – булавами. Последний спортивный снаряд ему особенно понравился и он теперь стал у них общепринятым, пусть и не в виде булав, а простых бутылок, доступных каждому жителю страны.

И раз уже речь зашла о гимнастике, то Пригожин написал о том, что фюрер очень полюбил лыжи и это – соответствует объективным данным, поскольку есть множество фото, на которых фюрер натурально олицетворяет слова Овидия: «Вот стою на асфальте, я в лыжи обутый…» и между прочим, он вполне преуспел в этом. Знающие люди говорят, что на лыжах прутин мог так разогнаться, что сделать лошадь. Кстати, с Шойгу они сошлись на том, что тот на лыжах мог сделать олениху. Академик и генерал-полковник только приблизился к этому кругу, поскольку духовно оказался близок к этим спортсменам, но сделать мог только овцу и к сожалению – без лыж. Он пытался, но не нашел таких, на которых было бы вытатуировано «Дон».

Вообще, он сам любит спорт, скорость и заражает этим всех, кто рядом с ним. Вот Лука например – тоже заделался хоккеистом и они вдвоем даже разыгрывают свои деменционные матчи. Ну а если вспомнить о том, что прутин как-то выдал на дельтаплане скорость 25 МАХ, в чем ему помогло оперение стерхов, так это и вообще вошло в книгу рекордов Фрейда. Он настолько быстро летел, что вместо черного ящика, которым снабжают любой летательный аппарат, прутина снабдили черным чемоданчиком, с которым он не может расстаться по сей день. И что же? Лукашенко тоже  выдал 280 км/ч на тракторе Бульбарус.

В общем, повар описал неизвестные страницы из жизни фюрера, когда он был еще пацаном из той самой питерской подворотни, о которой Пушкин как-то написал: «там – русский дух, там – русью пахнет», проще говоря, где пахнет мочей, испражнениями и блевотой. Критики уже говорят о том, что Пригожин может заткнуть за пояс самого Достоевского, ну а если не заткнет, то у него еще имеется и кувалда, как раз для творческих споров.

Именно в те времена он впитал в себя олимпийский принцип «Citius, altius, fortius!» – быстрее, выше сильнее, и подвел под ним жизненный знаменатель, вылившийся всего в одно слово – «coitus», что в его понимании означает – круче. И теперь он следует ему везде, в любой ситуации и в любом месте, за исключением тех, где ему могут набить табло или где потенциальная возможность огрести перерастает в практическую, а иногда и проктологическую, о чем Пригожин рассказывает в нескольких главах книги. Особенно – в начальной, когда он еще не знал фюрера, но зато освоил азы птицеводства, будучи на отдыхе в одном из исправительных лагерей.

Насколько это близко к действительным событиям – не нам судить, но говорят, что так все и было.