НЕФТЬ

Вчера произошло событие, знаковое по своей сути. Сначала легкая американская нефть, а вслед за ней и основная марка российской нефти нырнули под отметку «0» по фьючерсам на май. Это как раз на тот период, когда будет уже действовать максимальное ограничение ОПЕК+ на добычу нефти. Уже на июнь, нефть торгуется в районе 20 долларов за бочку и по большому счету, этот исторический провал цены – явление временно. Но тем не менее, оно – показательное и знаковое.

То, что стало причиной такой ситуации – тоже следует разобрать по полочкам, как и эпопею с пандемией. Ключевой момент в нефтяной эпопее – перепроизводство нефти. На самом деле, сложилось несколько факторов в одно и то же время и спад экономики из-за пандемии – вторичен, а первичным стало вопиющее несоответствие спроса и предложения.

Разрыв этот наметился давно и вместо того, чтобы дать рынку самостоятельно урегулировать этот баланс, Москва стала инициатором картельной сделки 2016 года, целью которой стало удержание цены нефти на максимальном уровне.

В общем, такая тактика имеет право на жизнь, поскольку она прошла в миллиметрах от нарушения международного законодательства, но осталась в рамках правового поля. Но как любая искусственная система, такая схема сразу же лишилась гибкости и адаптивности. То есть, мало того, что ее надо было выстроить, но и с полученной конструкцией надо было вести себя крайне аккуратно, поскольку она имеет основную и потенциально катастрофическую слабость.

Дело в том, что даже вот такая картельная сделка, по сути – зафиксировавшая цену в определенном ценовом диапазоне, не может остановить естественных процессов, непосредственно влияющих на состояние рынка. Проще говоря, ОПЕК+ прикрыли рынок нефти щитом договоренности, но что происходит с рынком на самом деле, уже не видел никто.

Большинство экспертов, рассуждавших о том, каковой была бы цена нефти не будь сделки, доходили до того, что она была бы другой и нынешняя (на тот момент) цена в 50-60 долларов – спекулятивная и завышенная, а вот насколько она завышена – не представлял никто, поскольку только работающий рынок может показать этот самый уровень.

Он же, работающий рынок, позволяет изменениям работать достаточно плавно и так, чтобы все участники рынка успевали адаптироваться к меняющимся условиям, а вот сделка ОПЕК+ лишила рынок гибкости, а участников рынка – адаптивности. А это значит, что сама конструкция этой сделки предполагает не плавные и достаточно предсказуемые изменения спроса, предложения и цены, а резкое, рывковое их изменение с катастрофическими последствиями для всех, кто зарабатывает на нефти.

Собственно говоря, это должно было стать аксиомой для всех, кто играл в эти игры, а индикатором «давления» внутри этого котла должны были стать складские остатки или заполнение хранилищ нефтью. Для аналогии можно привести цены на газ, которые резко пошли вниз на информации о том, что европейские страны вышли из отопительного сезона с подземными хранилищами, более чем наполовину заполненные газом. С нефтью произошло еще хуже. Практически все хранилища в мире уже заполнены под верх и теперь ее стали хранить в танкерах. То есть, добывающие страны залили все свои хранилища, потребляющие – свои, и последним звеном этой цепи стали танкеры, которые тоже почти все уже залиты и стоят в море. Судовладельцы уже взвинтили цену фрахта до семи раз.

В этой ситуации, когда давление в котле стало максимальным, последнее, что можно было с ним делать, это молотить по крышке. Нам трудно рассуждать о том, как можно было плавно разрулить ситуацию, но однозначно нельзя было делать того, что вытворила Москва 6 марта. Путин бахнул по котлу и он взорвался.

И вот возникает вполне логичный вопрос о том, кто за это будет отвечать? Очевидно, что это Путин и РФ. И поскольку речь идет о кризисе, вызванном перепроизводством нефти, а как следствие – необходимостью убирать с рынка не просто излишки нефти, но и излишки производителей, то сам собой напрашивается вопрос о том, кто именно должен уйти с рынка.

Но для этого надо назвать вещи своими именами, как и в ситуации с вирусом.