Автор: Mitt Thomson

Определением «русско-цинский конфликт» Москва пытается вывести Китай за рамки события, чтобы обмануть сразу несколько групп потребителей своей дезинформации. Условно «своим» – продемонстрировать беспочвенность претензий Китая на Приамурье, потому что здесь Китая как бы и нет, а есть Империя Цин. Условно «чужим» – продемонстрировать нерушимость пропагандистского тезиса «русский с китайцем братья навек», мир, дружбу, жвачку, и никаких тебе войн. Так, пограничный конфликт с Цинами, к которым у самих китайцев тоже отношение неоднозначное.

Условно – потому что никаких «своих» и «чужих» для Москвы не существует. В зависимости от момента те и другие легко меняются местами буквально за доли секунды, чему есть великое множество как исторических, так и просто бытовых примеров и подтверждений. И, когда на какой-нибудь «великодержавный» форум попадает карта из китайского учебника истории с изображением страны в границах той самой Империи Цин, то из «лучшего друга и партнера» Китай мгновенно превращается в злейшего врага, мечтающего отнять «исконно русские земли».

Технология превращения земли в «исконно русскую» хорошо описана Хабаровым и другими «землепроходцами». Пришёл, захватил заложников из местного населения, приставил им нож к горлу, требуя «ясак» – и всё, земля становится «исконно русской». Потом придворные кремлёвские баснописцы начинают сочинять сказки про «промышленников» и «землепашцев», которые шагают «встречь солнцу» неся диким аборигенам мир, культуру и полное собрание сочинений Ленина в рюкзаке. В реальных же документах той эпохи можно увидеть лишь один вид промысла, который двигал «землепроходцами». В современном уголовном праве он называется «вымогательство», или «рэкет». Именно на приход рэкетиров и вымогателей поступили жалобы в китайскую администрацию от приамурских племён. Про «землепашцев» в этих жалобах не было ни слова.

Кстати, одним из эпизодов той далёкой во всех отношениях кампании, была массовая эвакуация мирного населения с берегов Амура, где шли боевые действия, вглубь китайской территории. Один только этот факт уже никак не вписывается в рамки «пограничного конфликта», который старательно рисует Москва, а выводит ситуацию на уровень полноценной войны. К тому же, эвакуация мирняка наглядно продемонстрировала истинные цели прибытия «землепашцев», которые работать на земле отродясь не умели и не желали.

«А хлеба по Великой реке Амуру ныне мало потому что которые иноземцы жили по Амуру, и тем иноземцам богдойский царь хлеба сеять не велел, а им, иноземцам, велел сойти к себе на Наун, а иные многие даурские люди на Наун сошли по ево веленью, а мы ныне хлебом гораздо нужны».

То есть, как только Китай эвакуировал население из зоны боевых действий, «землепашцы» из отряда Онуфрия Степанова (который и доложил в Москву о голодающих «вольных людях»), тут же остались без продовольствия. Это свидетельствует о том, что пришлые рэкетиры не только «грузили» местных данью в виде шкур пушного зверя, но и отбирали у них продукцию животноводства и сельского хозяйства. Немудрено, что против таких «землепроходцев» поднялись все приамурские народы. Благо, у них на тот момент оказалась над головой вполне крепкая и надёжная «крыша» в виде Китая.

Именно об эту «крышу» московиты и обломали зубы. За время своего северного блицкрига, где они практически не встречали сопротивления в тундре, «землепроходцы» успели привыкнуть к своему безраздельному превосходству в вооружении и тактике, и были неприятно удивлены тем, что на Амуре им пришлось воевать не против луков и стрел, а против пушек и огнестрельного оружия.

«А того мы, Дмитрей Андреевичь да Осип Степановичь, не знаем, где мы зазимуемся. А в Даурской земли на усть Зеи и на усть Шингалу теми людми сесть не смеем, потому что тут Богдаева земля близко и войско приходит на нас болшое с огненным оружьем, и с пушками, и с мелким оружьем огненным, чтоб государей казне порухи не учинить и голов казачьих напрасно не потерять. И летом по той реке Амуру ходим, и тех иноземцов под государское величество призываем. А которые непослушны и непокорны, и тех громим. А к зиме сплываем вниз.

А теми людми, Дмитрей Андреевичь да Осип Степановичь, той земли овладеть не можно, потому что та земля многолюдна и бой огненной. А из той земли и с той реки Амура без государева указу сойти на иные реки не смеем», – пишет Хабаров в то самое время, когда посол московского царя в Пекине «ездит по ушам» китайскому императору про заблудившихся отпускников.

Однако даже Китаю с его огромными людскими ресурсами, для выпроваживания непрошенных гостей пришлось привлекать довольно большие по региональным меркам силы. Бои с бригадами сборщиков ясака с разной степенью интенсивности велись с 1643 года (вторжение Пояркова, Бекетова), до 1689 года (походы Степанова, Толбузина). В отдельные периоды численность китайских войск достигала до 10000 человек. В плен стали брать только тех, кто сдавался, опыт Ачанского разгрома был учтён. Напротив устья реки Зея был построен город Айгунь (современный Хэйхэ), ставший базой для защиты Приамурья от набегов «землепашцев».

А в 1689 году, после ликвидации укрепления Албазин (который у самих московитов в некоторых документах упоминался как «воровской острог»), между Китаем и Московской империей был заключён Нерчинский договор о границах. Который Москва, спустя полторы сотни лет, разумеется, растоптала и нарушила, воспользовавшись моментом, когда в Китае бушевал пожар Опиумной войны. О том, как это случилось, и какую роль в тех событиях сыграл Крым – to be continued.

Mitt Thomson