В эпоху «развитого социализма» было негласное правило в плане того, кто может озвучивать официальную позицию партии и правительства, и этих лиц было не так уж и много. Причем, на любую тему могли официально высказываться и вовсе два-три человека, но в основном – генеральный секретарь. И когда социализм был еще развитый, а Леонид Ильич уже явно стал выходить в тираж и самостоятельно не мог формулировать ни официальную позицию, ни вообще – долгую и связанную мысль, ему писали тексты, которые он читал с переменным успехом. В те времена ходило бесчисленное множество анекдотов, которые обыгрывали неудачное прочтение текста, в исполнении Брежнева.

Но в данном случае обнажился тот самый принцип, когда речь должен читать определенный, строго обозначенный товарищ и никто еще. Мало того, публике вбивали в голову набор фамилий, которые в принципе могли что-то такое говорить от имени партии и правительства. Это делалось просто и регулярно. Любая поездка Брежнева по стране или за рубеж всегда сопровождалась протокольной церемонией проводов и встречи. А пресса подробно описывала эти моменты и давала видеоряд с видом расцеловующихся стариков.

Диктор же называл фамилии присутствующих на таких мероприятиях, и когда их список заканчивался, добавлялась фраза «и другие официальные лица». А вот когда Брежнев прилетал куда-то в регион, его встречало местное начальство и там назывались фамилии только первых лиц, например – глав компартий союзных республик, а вслед за этим шла другая фраза «и другие ответственные товарищи». И что характерно, видео всегда цепляло тех, чьи фамилии перечислялись в репортаже, а вот «других» уже никто не видел.

Казалось бы, штампованные фразы не имеют никакой смысловой нагрузки, но тогда не было ничего, что не имело своего смысла. Повтор фамилий говорил публике о том, кто находится рядом с генсеком, а концовка указывала на то, что они могут оглашать официальные вещи. А вот руководство уже регионального уровня было только ответственным перед вышестоящим. Так что смысл этот был, и те, кто его понимал, мог легко ориентироваться в том, кто там ближе к генсеку, а кто – дальше.

Отсюда следует, что никто не мог взять на себя право говорить какие-то важные вещи. Более того, если кто-то неофициально рассуждал на эти темы, то можно не сомневаться в том, что товарищи из КГБ очень быстро вычислят болтуна и ему будет грустно. А тем более, если кто-то будет болтать что-то в режиме утечки или инсайда, который не соответствует официально заявленной позиции высшего руководства. Просто допустить, что партийное руководство совка официально говорит одно, а за кулисами – другое, было очень рискованно, а дать фактические основания для этого – тем более. Такие болтуны тут же выпадали с балкона, гибли в ДТП или ехали на принудительное психиатрическое лечение, но безнаказанно такое пройти не могло в принципе.

Все эти длинные пояснения необходимы для тех, кто не застал тех времен или застал, но уже порядком подзабыл функционал совковой машины пропаганды и вообще – власти. Самодеятельности там не могло быть априори и как метко тогда говорили, по этому поводу: «инициатива – имеет инициатора», в том плане, что сиди и помалкивай, поскольку тебе никто не давал слова. И тогда все прекрасно знали, что язык вполне может завести остальные части тела в места не столь отдаленные.

(Окончание следует)