От редакции.

Следующий ниже текст мы предполагали приготовить либо к 9 мая, либо к 18 июня. Первая дата – тесно связана с темой текста, а вторая – наш двухлетний юбилей и была мысль опубликовать нечто совсем необычное. В конце концов, мы решили не привязываться к датам и воспользоваться отметкой на временной шкале (куда попало). Поэтому тут нет привязки к определенной дате или событию. Это – некая аллюзия, которая либо принимается, либо – нет. Тут спорить не о чем.

Это было странное место, где одновременно было и людно, и одиноко, светло и темно, тепло и холодно. Все сразу и в одном месте. Люди приходили и уходили, но все происходило быстро, ибо никто и никого не интересовал. Каждый шел сам по себе, но иногда масса этих одиноких людей образовывала огромную толпу, которая довольно быстро расходилась по двум коридорам. Один коридор имел ровную зеленую полосу, которая шла из условного зала, в котором не было стен, а второй коридор был снабжен полосой красной. Каждая упиралась в свою дверь. Именно в эти двери все и уходили, а откуда сюда попадали, узнать было невозможно. Впрочем, и в этом своеобразном зале можно было заметить несколько фигур, которые либо молча сидели, либо бродили, как будто пытаясь вспомнить, куда им надо идти.

Фельдмаршал сидел. По крайней мере, ему казалось, что он сидит. Он ощущал себя одновременно старцем, перегруженным жизненным опытом и знающим почти все, и совсем юнцом, не знающим чего ожидать и что делать дальше. Откуда-то из глубины души пришло ощущение, что он тут находится очень долго, целую вечность, а может и не одну вечность. А еще он ощущал, что это место – зал ожиданий, известный как Чистилище. Если бы он прожил еще несколько десятков лет и часто летал гражданскими самолетами, он обнаружил поразительное сходство этого места с уже погибшим аэропортом имени Прокофьева, в Донецке. Он, как и люди там, умер и теперь стал частью иного мира.

Но в отличие от того, что ему об этом было известно, никто не задавал никаких вопросов и никуда дальше не вел. Тут можно было находиться очень долго и только смотреть вслед уходящим людям. Судя по тому, как прибывающая публика суетилась и быстро продвигалась по своим коридорам, почти никто не желал оставаться в этом зале. По этой причине, он не раз ловил себя на мысли о том, что надо бы уходить и даже представлял – куда именно. Он – герой войны, принявший смерть в бою, должен бы идти по зеленой полосе и открыть ту дверь, на которую он часто смотрит. Но сомнения не давали ему подняться и двинуться в путь.

От других многое можно скрыть, иногда – удается скрыть все, но от себя – ничего не скроешь. Даже если очень захотеть – не получится. Это еще можно проделать в житейской суете, просто вовремя отгоняя тревожные мысли, а здесь, находясь вечность наедине с собой, такого точно не получится. Вот отсюда и сомнения. Он понимал, что людей без единого пятнышка – не существует, а если таковые и были, то их именами называют целые духовные течения, перерастающие в религии. Он явно не был таким и потому осторожно прикасался к воспоминаниям, которые были надежно похоронены при жизни. Он помнил, что еще в детстве, будучи неугомонным сопляком, просто ради интереса отнял жизнь у нескольких безобидных живых существ. Его никто не поймал за этим занятием, но сам он прекрасно помнил то, что сделал. Хуже того, он помнил зачем это сделал и какие ощущения при том испытывал.

Просто случай не дал ему попробовать отнять жизнь у человека. Хотя не раз хотелось попробовать и этого. Но пришла война, где он стал военным на всю жизнь. Там он получил возможность убивать безнаказанно и даже получать за это поощрения и награды. Но начальники и командиры не знали о том, что свою награду он уже получил в тот момент, когда его пуля или клинок отнимали жизнь у противника. Сначала его захватывал сам процесс умирания человека, а потом пришло чувство, что одна жертва от одной пули уже не пресыщает его внутренних потребностей и потому он стал искать возможности сделаться командиром, чтобы одним движением руки посылать на смерть сотни, тысячи живых существ. И не просто посылать на смерть, но и за смертью. Ибо прежде, чем умереть, они обязательно убьют одного или несколько противников.

На этом самом месте фельдмаршал всегда останавливался, ибо дальше было совсем жутко и ему не хотелось потерять себя такого, каким он привык ощущать в последние несколько десятилетий жизни. Да, с его именем связано множество смертей, но он не стал серийным убийцей, а ушел в военные. Как известно, единственное предназначение военного – убивать. А раз так, то нечего терзать себя упреками, ибо Александр, Ганнибал, Цезарь, Наполеон и прочие – делали то же самое и быть в их компании – не стыдно.

Придя к такому выводу, Фельдмаршал наконец решился ускорить процесс и. в конце концов – покинуть этот зал хотя бы потому, что по нему слонялись несколько личностей явно философического вида и делить с этими хлюпиками одно пространство он просто не хотел. В конце концов, великий полководец может дать волю раздумьям, но не будет пребывать в них неопределенное время.

Откуда-то пришло убеждение о том, что кроме него и этих людей, которые торопливо уходят в коридоры или задержались в зале, есть некто, кто все организовал и за всем наблюдает, а раз так, то его можно призвать и закончить это затянувшееся ожидание.

(продолжение следует)