Гитлера это заявление поставило в тупик и сделав знак, он привлек к себе секретаря. Тихо, но достаточно, чтобы все слышали, он продиктовал.

-Запишите. По возвращении, Дёниц должен ждать меня уже в ставке. Не хватало мне тут позора за грязные торпеды.

А потом громко, уже для всех сказал.

-Обещаю разобраться в этом вопросе и в этом, – тут он сделал паузу и обвел взглядом присутствующих, – мы готовы пойти на уступки. Обещаю, что торпеды будут вымытыми и даже вылизанными. Это я вам лично обещаю.

Черчилль старался не подавать виду, но радость распирала его просто невыносимо. Ему удалось выбить из Гитлера первое обещание. Шутка ли! Это, и еще несколько моментов дали основание полагать, что если все это запустить через прессу, а особенно через прессу противника, то такой ход будет иметь сокрушительный успех. Поэтому он лично позвонил в редакции нескольких изданий и лично доктору Геббельсу, чтобы устроить все как следует.

Немецких журналистов встретили как старых друзей, и вообще – те чувствовали себя как дома. Договорились о том, что вопросы будут высланы заранее и премьер-министр просто выдаст длинный монолог, с учетом тем, которые интересуют журналистов, а если останется пара вопросов, то Черчилль может на них ответить, а может и нет. Оно и понятно, ведь война еще не закончена, хоть переговоры прошли крайне удачно, а это значит, что некоторые темы все же закрыты для обсуждения с прессой, а тем более – с прессой противника. Журналисты с пониманием отнеслись к такому формату интервью и никаких особых проблем более не возникло.

Само интервью началось с того, что журналисты удобно расположились полукругом вокруг Черчилля и тот демонстративно закурил сигару, подаренную ему Гитлером. На бумажном ободке сигары был изображен орел, держащий когтями свастику в венке из дубовых листьев, а по кругу – надпись «Meine Ehre heißt Treue», что в переводе с эсэсэсовского означало: «Другу Уинни, от друга Адика».

Сама сигара была выполнена по новейшей технологии, которая позволяла создать эрзац-табак. Основой продукта был коровий навоз, в который добавлялись секретные ингридиенты, разработанные в лабораториях Аненербе, с использованием знаний тибетских лам. В итоге, сигара давала удивительный, ни с чем не сравнимый аромат.

Черчилль демонстративно раскурил сигару, чтобы операторам из Die Deutsche Wochenschau было хорошо видно, что курит он не просто сигару, а именно ту самую, которую ему преподнес Адольф Алойзыч Гитлер, во время встречи в «Гренландском формате». После того как оператор удовлетворенно кивнул, Черчилль начал.

-Я уже отдал приказ отвести наш боевой флот от конвоев. Как вы знаете, это уже было сделано в знак доброй воли в нескольких местах, а теперь его отведут еще в трех местах.

Пресса возбужденно перешептывалась и быстро конспектировала каждое слово премьера.

-Безусловно, это – не односторонняя уступка, а обоюдный и плодотворный процесс, я бы сказал – коитус.

-Простите, вы хотели сказать «консенсус»? – поправил его один из журналистов.

-Можно и так сказать. Но я получил личное заверение фюрера о том, что отныне торпеды будут не просто вымыты, но выбриты и даже смазаны военно-морским вазелином!

Журналисты продолжали записывать, а Черчилль, пыхнув сигарой продолжил.

-Я уже провел переговоры с Букингемским дворцом и получил предварительное согласие на выполнение требований, которые были озвучены Гитлером на последней встрече. Флаг, «Юнион Джек» будет дополнен элементами, которые создадут желаемое Гитлером сходство со сфинктером, а лев и единорог, изображенные на гербе, будут поставлены в позу рака. Для этого парламент уже готовит соответствующие изменения в Конституцию.

Журналисты заулыбались и кивая головами, что-то усиленно писали в свои блокноты.

-Также получено согласие от короля, который публично исполнит мелодию Хорста Весселя пенисом на рояле, а принцесса, под эту мелодию, изобразит танец на шесте в черных, клетчатых чулках, как и заказывал фюрер.

Журналистов тут порвало, они стали радостно подпрыгивать, обниматься и делать одобрительные знаки Черчиллю, от чего тому стало приятно и от избытка чувств, он громко высморкался в свой котелок – шляпу.

-И последнее, я лично и прямо сейчас попытаюсь исполнить эту же мелодию на флейте, выполненной из той самой кожи, из которой сделана обложка самой большой книги «Майн кампф» – и стал рыться в кармане брюк…

На этом месте Албер Камю отложил бумагу, перо и отодвинул чернильницу. Прочел это один раз, потом второй и третий. Потом скомкал только что написанный текст и бросил его в камин. Бумага горела, как-то совсем по-живому расправляясь в огне, а мастер абсурда негромко, сам себе пробубнил.

-Нет, в это не поверят даже как в абсурд. Такого не может быть в принципе. Даже в самом больном или изощренном воображении!