От редакции

Мы редко приводим чужие тексты, но следущий текст – не слишком и чужой. Это часть индийского эпоса, представленная диалогом принца Арджуны и его лучника, а одновременно – высшей сущностью Кришной. Этот разговор произошел в ночь перед Битвой, на которой сошлись два войска родственников, которые оспаривали власть в царстве. Арджуне она принадлежала по праву, но хитростью, пока он был совсем юн, родственники умыкнули у него право на царство и при этом – неудачно пытались убить.

И вот перед самой битвой он посмотрел на стан врага и понял, что завтра смерть будет гулять по этому полю и выкашивать родных ему людей с двух сторон. И тогда он дрогнул и усомнился в целесообразности этой борьбы и этого боя. Его смутила цена, которую ему придется заплатить за то, чтобы вернуть себе трон. Свои сомнения он высказал Кришне и тот пояснил ему то, что придало Арджуне твердости и уверенности.

Этому тексту более двух тысяч лет и только переводов его насчитывается несколько сотен. Многим поколениям людей он давал ясность сознания, восстанавливал силы и давал точку опоры. Каждый находил в этом тексте место, которое давало ему ответ на вопрос, доводивший до отчаянья. У каждого это – свое место, и потому мы даем этот большой текст для тех, кто его не читал или читал давно. Когда сдают нервы, просто отключитесь от всего и прочтите его. Возможно, он поможет вам вернуть силу духа.

БХАГАВАД ГИТА

И тот, на чьем знамени знак обезьяний,

Узрев кауравов на поприще брани, –

 

Пред тем, как посыплются стрелы в окружье, –

«О Кришна, – промолвил, вздымая оружье, –

 

Меж вражеских ратей, как раз посредине,

Мою задержи колесницу ты ныне,

 

Чтоб воинов мог разглядеть я порядки,

С которыми биться мне надобно в схватке,

 

Кого здесь собрал, ради битвы неправой,

Царя Дхритараштры потомок лукавый».

 

И Кришна, услышав от Арджуны слово, –

Меж войск, озиравших друг друга сурово,

 

Огромную остановил колесницу

Пред всеми, кто сталью одел поясницу,

 

Пред Бхишмой и Дропой, – и молвил:

«Кудрявый, Теперь посмотри, каковы кауравы».

 

Предстали пред Арджуной деды и внуки,

Отцов и сынов увидал сильнорукий,

 

И братьев, и родичей, близких по крови, –

Каленые стрелы у всех наготове!

 

Враждой сотоварищей прежних расстроен,

Высокую жалость почувствовал воин.

 

«О Кришна, – сказал, – где закон человечий?

При виде родных, что сошлись ради сечи,

 

Я чувствую – мышцы мои ослабели,

Во рту пересохло и дрожь в моем теле,

 

Мутится мой разум, и кровь стынет в жилах,

И лук я удерживать больше не в силах.

 

Зловещие знаменья вижу повсюду.

Зачем убивать я сородичей буду?

 

Мне царства, победы и счастья не надо:

К чему мне, о Пастырь, сей жизни услада?

 

Те, ради кого нам победа желанна,

Пришли как воители вражьего стана.

 

Наставники, прадеды, деды и внуки,

Отцы и сыны напрягли свои луки,

 

Зятья и племянники, дяди и братья, –

Но их не хочу, не могу убивать я!

 

Пусть лучше я сам лягу мертвым на поле:

За власть над мирами тремя, а тем боле

 

За блага земные, – ничтожную прибыль! –

Нести не хочу я сородичам гибель.

 

В убийстве сынов Дхритараштры какая

Нам радость? Мы грех совершим, убивая!

 

Ужели мы смерть принесем этим людям?

Счастливыми, близких убив, мы не будем!

 

Хотя кауравы, полны вероломства,

Не видят греха в истребленье потомства,

 

Но мы-то, понявшие ужас злодейства,

Ужели погубим родные семейства?

 

С погибелью рода закон гибнет вместе,

Где гибнет закон, там и рода бесчестье.

 

Там жены развратны, где род обесчещен,

А там и смешение каст из-за женщин!

 

А там, где смешение каст, – из-за скверны

Мучения грешников будут безмерны:

 

И род, и злодеи, что род погубили,

И предки, о коих потомки забыли,

 

Лишив прародителей жертвенной пищи, –

Все вместе окажутся в адском жилище!

 

А касты смесятся, – умрет все живое,

Разрушатся все родовые устои,

 

А люди, забыв родовые законы,

Низринутся в ад: вот закон непреклонный!

 

Замыслили мы ради царства и власти

Родных уничтожить… О, грех, о, несчастье!

 

О, пусть без оружья, без всякой защиты,

Я лягу, потомками Куру убитый!»

 

Так Арджуна молвил на битвенном поле,

На дно колесницы поник, полон боли,

 

И, лик закрывая, слезами облитый,

Он выронил стрелы и лук знаменитый.

 

2

Познавший высокую боль состраданья,

От Кришны услышал он речь назиданья:

 

«Как можно пред битвою битвы страшиться?

Смятенье твое недостойно арийца,

 

Оно не дарует на поприще брани

Небесного блага и славных деяний.

 

Отвергни, о Арджуна, страх и бессилье,

Восстань, чтоб врагов твои стрелы разили!»

 

Тот молвил: «Но как, со стрелой оперенной,

Мне с Бхишмой сражаться, с наставником Дроной?

 

Чем их убивать, – столь великих деяньем,

Не лучше ль в безвестности жить подаяньем?

 

Убив наших близких, мы станем ли чище?

О нет, мы вкусим окровавленной пищи!

 

Еще мы не знаем, что лучше в сраженье:

Врагов победить иль познать пораженье?

 

Мы жизнью своей наслаждаться не сможем,

Когда Дхритараштры сынов уничтожим.

 

Я – твой ученик. Ты учил меня долго,

Но в суть не проник я Закона и Долга.

 

Поэтому я вопрошаю, могучий,

Ты должен мне ясно ответить: что лучше?

 

Мне счастья не даст, – ибо сломлен скорбями, –

Над смертными власть или власть над богами,

 

И вот почему я сражаться не стану!»

Сказал – и замолк, в сердце чувствуя рану.

 

А Кришна, с улыбкой загадочной глянув,

Ответил тому, кто скорбел меж двух станов:

 

«Мудрец, исходя из законов всеобщих,

Не должен жалеть ни живых, ни усопших.

 

Мы были всегда – я и ты, и, всем людям

Подобно, вовеки и впредь мы пребудем.

 

Как в теле, что нам в сей юдоли досталось,

Сменяются детство, и зрелость, и старость, –

 

Сменяются наши тела, и смущенья

Не ведает мудрый в ином воплощенье.

 

Есть в чувствах телесных и радость и горе;

Есть холод и жар; но пройдут они вскоре;

 

Мгновенны они… О, не будь с ними связан,

О Арджуна, ты обуздать их обязан!

 

Лишь тот, ставший мудрым, бессмертья достоин,

Кто стоек в несчастье, кто в счастье спокоен.

 

Скажи, – где начала и где основанья

Несуществованья и существованья?

 

Лишь тот, кому правды открылась основа,

Увидел границу того и другого.

 

Где есть бесконечное, нет прекращенья,

Не знает извечное уничтоженья.

 

Тела преходящи; мертва их отдельность;

Лишь вечного Духа жива беспредельность.

 

Не плачь же о тех, кто слезы недостоин,

И если ты воин, – сражайся, как воин!

 

Кто думает, будто бы он есть убийца,

И тот, кто в бою быть убитым боится, –

 

Равно неразумны: равно не бывают

И тот, кто убил, и кого убивают.

 

Для Духа нет смерти, как нет и рожденья,

И нет сновиденья, и нет пробужденья.

 

Извечный, – к извечной стремится он цели;

Пусть тело мертво, – он живет в мертвом теле.

 

Кто понял, что Дух вечно был, вечно будет, –

Тот сам не убьет и убить не принудит.

 

Смотри: обветшавшее платье мы сбросим,

А после – другое наденем и носим.

 

Так Дух, обветшавшее тело отринув,

В другом воплощается, старое скинув.

 

В огне не горит он и в море не тонет,

Не гибнет от стрел и от боли не стонет.

 

Он – неопалимый, и неуязвимый,

И неувлажняемый, неиссушимый.

 

Он – всепроникающий и вездесущий,

Недвижный, устойчивый, вечно живущий.

 

А если он есть, – и незрим и неявлен, –

Зачем же страдаешь ты, скорбью подавлен?

 

Но, если бы даже ты жил с убежденьем,

Что Дух подлежит и смертям и рожденьям, –

 

Тебе и тогда горевать не годится:

Рожденный умрет, а мертвец возродится.

 

И должен ли ты предаваться печали,

Поняв, что неявлены твари вначале,

 

Становятся явленными в середине,

Неявленность вновь обретя при кончине?

 

Кто Духа не видел, подумает: чудо!

И тот, кто увидел, подумает: чудо!

 

А третий о нем с изумленьем внимает,

Но даже внимающий – не понимает!

 

Всегда он бессмертен, в любом воплощенье, –

Так может ли смерть принести огорченье?

 

Исполни свой долг, назиданье усвоя:

Воитель рожден ради правого боя.

 

Воитель в сраженье вступает, считая,

Что это – ворота отверстые рая,

 

А если от битвы откажешься правой,

Ты, грешный, расстанешься с честью и славой.

 

Ты будешь позором покрыт, а бесчестье

Для воина горше, чем гибель в безвестье.

 

Отважные скажут: «Он струсил в сраженье».

Презренье придет, и уйдет уваженье.

 

Издевку и брань ты услышишь к тому же

От недругов злобных; что может быть хуже!

 

Убитый, – достигнешь небесного сада.

Живой, – на земле насладишься, как надо.

 

Поэтому, Арджуна, встань, и решенье

Прими, и вступи, многомощный, в сраженье!

 

Признав, что удача подобна потере,

Что горе и счастье равны в полной мере,

 

Признав, что победе равно пораженье, –

В сраженье вступи, чтоб не впасть в прегрешенье!

 

Услышал ты доводов разума много:

Внемли же, чему учит светлая йога.

 

К законам ее приобщиться готовый,

Возмездия – кармы – разрушишь оковы.

 

На этом пути все усилья успешны, –

Утешны они, потому что безгрешны,

 

И смерть не страшна, если даже досталась

Тебе этой благости самая малость.

 

На этом пути разум целен и прочей,

У прочих – безволен, расплывчат, неточен.

 

Начетчики, веды читая бесстрастно,

Болтают цветисто: «Лишь небо прекрасно!

 

Исполните все предписанья, обряды –

Достигнете власти и райской отрады!»

 

Но разум, что к власти исполнен пристрастья,

Не знает самадхи – восторга и счастья!

 

Относятся веды к трем гунам – к трем свойствам

Природы со всем ее бренным устройством.

 

Отвергни три гуны, стань вольным и цельным!

Избавясь от двойственности, с Беспредельным

 

Сольешься и собственности не захочешь,

Себя, Вечной Сущности предан, упрочишь.

 

Нам веды нужны лишь как воды колодца:

Чрез их глубину Вечный Дух познается!

 

Итак, не плодов ты желай, а деянья,

А ради плодов прекрати ты старанья.

 

К плодам не стремись, не нужна их услада,

Однако бездействовать тоже не надо.

 

Несчастье и счастье – земные тревоги –

Забудь; пребывай в равновесии – в йоге.

 

Пред ногой ничто все дела, ибо ложны,

А люди, что жаждут удачи, – ничтожны.

 

Грехи и заслуги отвергни ты разом:

Кто к йоге пришел, тот постиг Высший Разум.

 

Отвергнув плоды, сбросив путы рожденья,

Достигнешь Бесстрастья и Освобожденья.

 

Когда к заблужденьям не будешь причастен,

Ты станешь, от них отрешенный, бесстрастен

 

К тому, что услышишь, к тому, что услышал:

Из дебрей ты шел и к простору ты вышел.

 

Как только твой разум отвергнет писанье,

Ты к йоге придешь, утвердясь в Созерцанье».

 

Сын Кунти спросил: «Есть ли признак, примета

У тех, кто достиг Созерцанья и Света?

 

Какие поступки, слова и дороги

У мудрого, светлой достигшего йоги?»

 

Ответствовал Кришна, мудрец богородный:

«Когда человек, от желаний свободный,

 

Привержен лишь радости, в нем заключенной, –

Тогда он святой, от всего отрешенный.

 

Кто в счастье спокоен и стоек в несчастье,

Не ведает гнева, и страха, и страсти,

 

И не ненавидит, и не вожделеет, –

Тот к йоге всей сутью своей тяготеет.

 

И если, как лапы свои черепаха,

Вбирает он чувства свои, чтоб от праха

 

Отвлечь их, – от вкуса к бездушным предметам, –

Его ты узнаешь по этим приметам.

 

Предметы уходят, предел им назначен,

Но вкус к ним еще мудрецом не утрачен:

 

Он вкус к наслажденьям в себе уничтожит,

Как только увидеть он Высшее сможет.

 

Ведь даже идущий путем наилучшим

Порой подчиняется чувствам кипучим,

 

Но, их обуздав, он придет к Высшей Цели

И станет свободным, – безвольный доселе.

 

Где чувства господствуют – там вожделенье,

А где вожделенье – там гнев, ослепленье,

 

А где ослепленье – ума угасанье,

Где ум угасает – там гибнет познанье,

 

Где гибнет познанье, – да ведает всякий, –

Там гибнет дитя человечье во мраке!

 

А тот, кто добился над чувствами власти,

Попрал отвращенье, не знает пристрастий,

 

Кто их навсегда подчинил своей воле, –

Достиг просветленья, избавясь от боли,

 

И сердце с тех пор у него беспорочно,

И разум его утверждается прочно.

 

Вне йоги к разумным себя не причисли:

Вне ясности нет созидающей мысли;

 

Вне творческой мысли нет мира, покоя,

А где вне покоя и счастье людское?

 

То сердце, что радостей алчет и просит,

У слабого духом сознанье уносит,

 

Как ветер стремительно и невозбранно

Уносит корабль по волнам океана.

 

Так знай же, могучий на битвенном поле:

Там – разум и мудрость, где чувства – в неволе.

 

Все то, что для всех – сновиденье, есть бденье

Того, кто свое пересилил хотенье,

 

А бденье всего, что познало рожденье,

Для истинно мудрого есть сновиденье.

 

Как воды текут в океан полноводный –

Вот так для желаний есть доступ свободный

 

К душе мудреца; он пребудет в нирване,

Но только не тот, кто исполнен желаний!

 

Свободный от самости, верной тропою

Придет он, поправ вожделенье, к покою.

 

Ты Высшего Духа постиг состоянье?

С ним слитый, отвергнешь дурное деянье.

 

Пусть даже к нему ты придешь при кончине, –

Поймешь, что в нирване пребудешь отныне!»

3

Сын Кунти сказал: «Если, мне в назиданье,

Превыше деянья ты ставишь познанье,

 

Тогда почему, разуменьем богатый,

На страшное дело толкаешь меня ты?

 

Сознанье мутишь мне двусмысленной речью.

Ответствуй мне ясно: где благо я встречу?»

 

И Кришна сказал: «Для стремящихся к йоге

Я прежде уже указал две дороги:

 

Для жаждущих с Сущностью Вечной слиянья

Есть йога познанья и йога деянья.

 

В бездействии мы не обрящем блаженства;

Кто дела не начал, тот чужд совершенства.

 

Однако без действий никто не пребудет:

Ты хочешь того иль не хочешь – принудит

 

Природа тебя: нет иного удела,

И, ей повинуясь, ты делаешь дело.

 

Кто, чувства поправ, вое же помнит в печали

Предметы, что чувства его услаждали, –

 

Тот, связанный, следует ложной дорогой;

А тот, о сын Кунти, кто, волею строгой

 

Все чувства поправ, йогу действия начал, –

На правой дороге себя обозначил.

 

Поэтому действуй; бездействию дело

Всегда предпочти; отправления тела –

 

И то без усилий свершить невозможно:

Деянье – надежно, бездействие – ложно.

 

Оковы для мира, – бездушны и мертвы

Дела, что свершаются не ради жертвы.

 

О Арджуна, действуй, но действуй свободный!

Поведал нам Брахма, творец первородный,

 

Людей вместе с жертвой создав: «Размножайтесь

И, жертвуя, жертвой своей насыщайтесь:

 

Себя ублажайте, богов ублажая,

И будет от жертвы вам польза большая.

 

Приняв эти жертвы в небесном чертоге,

За них наградят вас довольные боги, –

 

Иначе предстанут пред вами ворами,

Когда на дары не ответят дарами!»

 

Остатками жертвы питаясь, мы чище

От этой становимся праведной пищи,

 

А люди, которые жертв не свершают,

Все сами съедая, – греховность вкушают.

 

От пищи возникли все твари живые,

А создали пищу струи дождевые,

 

От жертвы – дождя происходит рожденье,

А жертва – есть действия произведенье,

 

А дело – от Брахмы, а Брахма – Всесущий,

А значит, он в жертве, нам благо несущей.

 

Кто этому круговращенью враждебен –

Игралище чувств, – и кому он потребен?

 

Но тот, кого Атман насытил всецело,

Кто в Атмане счастлив, – свободен от дела.

 

В сей бренной юдоли не видит он цели

В несделанном деле и в сделанном деле,

 

Он самопознания выбрал дороги,

В ничьей на земле не нуждаясь подмоге.

 

Итак, делай то, что ты делать обязан.

Блажен, кто, творя, ни к чему не привязав.

 

Тем Джапака славен и люди другие,

Что мудро дела совершали благие.

 

И ты, целокупности мира во имя,

Трудись, делай благо трудами своими.

 

Кто лучше других, – тот учитель по праву,

Он всех своему подчиняет уставу.

 

Постиг я три мира, свершил все свершенья,

Но действия не прекращаю движенья.

 

А если б не действовал я, то в безделье

Все люди бы жить, как и я, захотели,

 

Исчезли б миры, если б дел я не множил,

Все касты смешав, я б люден уничтожил.

 

Как действуют в путах деяний невежды, –

Пусть так же и мудрый, исполнен надежды,

 

К делам не привязан, с душой вдохновенной,

Деянья свершает для блага вселенной.

 

Кто черпает мудрость в познанье высоком,

Не знающих пусть не смутит ненароком:

 

Они, оставаясь в своем заблужденье,

В деяньях пускай обретут наслажденье.

 

Природы-Праматери вечная сила, –

Всё делают гуны; кого ж ослепила

 

Гордыня, – решают: «Мы делаем сами».

Но тот, кто взирает позпанья глазами,

 

Поймет, что единая сущность – основа

И чувств и предметов, что снова и снова

 

Три гуны вращаются в гунах природы, –

И, к ним не привязан, достигнет свободы.

 

Но кто совершенным познаньем владеет, –

Познавшего несовершенно не смеет

 

Смущать, ибо что разумеет незрячий?

А ты, о воюющий, действуй иначе.

 

От самости, от вожделенья избавлен,

Ты каждым поступком ко мне будь направлен,

 

Будь Высшему Атману предан глубоко,

Сражайся – и ты не услышишь упрека!

 

Разумный, ученье мое постигая

И веря, что эта стезя есть благая,

 

Без ропота действуя долгие годы,

Одним лишь деяньем достигнет свободы.

 

А тот, кто мое отвергает ученье,

Кто ропщет, к предметам питая влеченье, –

 

Погибнет, безумный, познанья лишенный!

Ты понял ли, Арджуна, эти законы?

 

Природе вовек все живое подвластно,

И даже мудрец поступает согласно

 

Природе своей, – так к чему противленье?

И чувств отвращенье, и чувств вожделенье –

 

В предметах телесных; и то и другое –

Враги; отврати их владычество злое!

 

Исполнить, – пусть плохо, – свой долг самолично,

Важней, чем исполнить чужой сверхотлично.

 

Погибнуть, свой долг исполняя, – прекрасно,

А долгу чужому служенье – опасно!»

 

Спросил его Арджуна: «Кто же от века,

Скажи, побуждает на грех человека, –

 

К тому же силком, вопреки его воле?»

И Кришна, причастный божественной доле,

 

Ответил: «То – страсть, что возникла из скверны,

То – гнев пожирающий, неимоверный.

 

Как зеркало – мутью, огонь – темным дымом,

Как пленкой – зародыш, так ненасытимым

 

Желанием все мирозданье одето:

Желание – недруг познанья и света.

 

Враг мудрости – мудрость ввергает в пыланье

То алчное пламя в обличье желанья!

 

В рассудке и в чувствах оно пребывает,

Людей, ненасытное, с толку сбивает.

 

А ты, обуздав свои чувства сначала,

Врага порази, чья утроба взалкала, –

 

Прозренье и знанье пожрать захотела!

Считают, что чувства важнее, чем тело,

 

Познанье важнее всех чувств, но сознанье

Превыше познанья в моем пониманье.

 

А выше сознания – Он, Безграничный.

Себя утверди в его сути Сверхличной,

 

Врага уничтожь, – да обрящет кончину

Противник, надевший желанья личину!»

4

Сын Кунти спросил: «Что же выше ты ставишь?

Смотри: отрешенье от действий ты славишь,

 

Но хвалишь, о мудрый, и действия йогу.

Что лучше? Развей мою, Кришна, тревогу».

 

Ответствовал Арджуне праведник строгий:

«К высокому благу ведут обе йоги,

 

Но йоги деянья важнее значенье:

Она превосходит от дел отреченье.

 

Тот стал Отрешенным, кто, делая дело,

И зло обуздал, и желания тела.

 

«Две йоги различны», – глупец поучает, –

Но знай, что, достигший одной, получает

 

Обеих плоды, ибо слиты даянья

И йоги познанья, и йоги деянья.

 

Без йоги достичь отрешенья труднее,

И праведник, преданный йоге, скорее

 

С Великим и Сущим достигнет слиянья:

Себя победив и отринув желанья,

 

Сольется он с духом существ, с Вечным Светом,

И, действуя, не загрязнится при этом.

 

Кто, истину зная, добро насаждает, –

«Не делаю я ничего, – рассуждает, –

 

Касаясь, вкушая, внимая, взирая,

Дыша, говоря, выделяя, вбирая».

 

Встает ли е восходом, ко сну ли отходит, –

Он, праведный, ведает, что происходит:

 

«То чувств и предметов телесных общенье,

А я не участвую в этом вращенье».

 

Кто, действуя, с Духом Всесущим сольется,

Того вековечное зло не коснется, –

 

Не так ли, скатившись, от пыли очистив,

Вода не касается лотоса листьев?

 

Свободный, с предметами чуждый общенья,

Во имя благого самоочищенья,

 

Лишь разумом, чувствами, сердцем и телом

Пусть действует, дело избравший уделом.

 

Отвергший плоды обретает отраду,

Кто жаждет плодов, попадает в засаду.

 

Счастливец в покое живет благодатном,

Не действуя в городе девятивратном.

 

Не делает Бог – властелин совершенный –

Ни делателей, ни деяний вселенной,

 

Дела с их плодами творец не связует, –

Природа сама по себе существует.

 

Ни зло, ни добро не приемлет Всевластный.

Окутало мудрость, как мглою ненастной,

 

Неведенье, распространив ослепленье.

Но те, кому Бог даровал просветленье,

 

Разрушили знанием это незнанье,

И Высший, как солнце, явил им сиянье.

 

Постигнув его и себя в Нём, Высоком,

Ушли они, выиграв битву с пороком.

 

В слоне и в корове, в жреце и в собаке,

И в том, кто собак поедает во мраке,

 

И в том, что дряхлеет и что созревает, –

Единую сущность мудрец прозревает.

 

Чей разум всегда в равновесье, в покое, –

Сей мир победил, победил все земное,

 

И не умирая, и не возрождаясь,

Пребудет он, в духе святом утверждаясь,

 

Не станет, достигнув покоя, бесстрастья,

От счастья смеяться, страдать от несчастья.

 

Он Высшего Духа постигнет главенство,

И, преданный Духу, вкусит он блаженство, –

 

Затем, что предметов телесных касанье

Не даст наслажденья, а только терзанье:

 

Они преходящи, в них – бедствия лоно,

Безгрешный отверг их душой просветленной.

 

Лишь тот, кто, еще не дождавшись кончины,

Равно и отрады презрел и кручины,

 

Свой гнев пересилил и чувств самовластье, –

Обрел настоящее, прочное счастье!

 

Кто светится внутренним счастьем, – не внешним!

Тот с Высшим и в мире сливается здешнем.

 

Подвижник, живя ради блага людского,

Избавясь от двойственности и сурово

 

Свой гнев обуздав, уничтожив обманы,

Грехи, заблужденья, – достигнет нирваны:

 

Мудрец, от земных отрешенный желаний

И с Атманом слитый, – приходит к нирване.

 

Отринув предметы, презрев суесловье,

Направив свой взор напряженный в межбровье,

 

В ноздрях уравняв с выдыханьем дыханье,

Стремлений и чувств погасив полыханье,

 

Избавясь от страха, – мудрец безупречный

Приходит к свободе и высшей и вечной.

 

Познавши меня, всех миров господина, –

Того, кто есть подвига первопричина,

 

Кто жертвы вкушает, любя все живое, –

Мне предан, подвижник пребудет в покое!»

 

И Арджуна молвил: «Светла твоя милость, –

Исчезла незрячесть; душа озарилась;

 

Я стоек; не знаю сомненья былого;

Твое, о наставник, исполню я слово!»