После знаменитой поездки в одну из северных стран, глава неназванного государства вынужден был дать разъяснительное интервью. То, что он был вынужден – подтверждала крупная, уже начавшая чернеть гематома под правым глазом, большая шишка на лбу и отсутствующие два передних зуба на верхней челюсти. Хотя он вошел в зал для интервью бодрой походкой, не заметить явную хромоту было нельзя. Причем, хромота была особого вида. Так хромают не тогда, когда повреждена левая или правая нога, а когда повреждение оказалось между ними. Впрочем, глава старался улыбаться и делать вид «Ам окей». Он пожал руку журналисту резко критикующей его столичной газеты и жестом показал, что тянуть кота за хвост нет смысла и можно прямо сейчас приступать к делу.

– Господин глава, хочу вас поблагодарить от имени редакции и миллионов наших читателей за возможность внести ясность в то, что вы заявляли во время последней поездки. Меня напутствовали словами: «Обязательно разузнай у Доната Хайера, что он имел в виду, когда открывал рот, а речь звучала чья-то чужая, не нашего главы». Кроме того, из всей обширной почты редакции, ваши речи получили поддержку только известного в Милуоки музыканта на банджо, Дебилла Дериллиуса, влюбленного в первую леди Малинку, индейца Жирная Пятая Точка из Айовы и группы заключенных из Сан Квентина, осужденных за групповое изнасилование банкомата на заправке. Все остальные читатели, видевшие ваше выступление с мистером Тупиным, либо ничего не поняли, либо крайне возмущены именно вашим выступлением. Что вы можете сказать в свое оправдание?

– Во-первых, я никогда и ни перед кем не оправдываюсь. – сказал Хайер и машинально потрогал бланш под глазом. – А во-вторых, в моей речи не было ничего предосудительного. Мне всю ночь показывали видеозапись и я несколько раз перечитал стенограмму и пришел к выводу о том, что видео снято не под тем углом, а стенограмма и вовсе написана не аккуратно, запятые поставлены не там, некоторые слова приведены не в тот падёж, что в конце концов и повлияло на восприятие этой речи. Дело не в том, что я говорил, а в том, как это воспринимали.

– То есть, вас не правильно поняли?

– Именно! Дело было не в говорении, как таковом, а в думании, ибо люди думают по-разному, один так, а другой так. И если тому, которому вчоному и грамотному кажется белым, то тому, невчоному, которому, все кажется…

– Черное?

– Нет, рябое!

– Ведь как развивается правильное думание? Оно же не для танцевания создано, а для устройства себя, для развязки своего существования для сведения обхождения. Вот подумайте сами, что может себе такое подумать простой человек о словах умного человека?

– Вот я ничего не понял из того, что вы сейчас сказали.

– Это не удивительно, правильное думание, если оно есть в принципе, задает правильный вид шевелюре. Вот посмотрите на меня или Эйнштейна и вы поймете о чем я. Правильное думание – дар, посланный нам свыше…

– То есть, вы не говорили о том, что ваша разведка и судебные органы – лохи, а Тупин – хороший парень?

– Когда я такое говорил? Наша разведка – лохи? – он снова потрогал синяк под глазом, который напухал все сильнее и уже почти совсем закрыл один глаз.

– Вот же, – журналист включил видео записи на своем планшете и там как раз было то место, о котором шла речь выше.

Хайер поежился, вытянул губы в трубочку или амбушюр и ответил:

– У-у-у! Ну вот об этом я и говорю. Это – неправильный ракурс и ничего более. Обратите внимание, как расположена трибуна и как поставили камеру для видеосъемки.

– Позвольте, при чем здесь камера? Вы говорите четко и ясно.

– Да, говорю. Это было сказано для того, чтобы ввести Тупина в заблуждение. Судя по тому, что все поверили в это, Тупин тоже поверил.

– А вы имели нечто совсем другое?

– Вот именно! Думание расставляет все по местам. Если думания нет вовсе или оно недостаточно сильное, как у меня, например, то можно совсем не понять той мысли, которую я так умело замаскировал.

– Хорошо, а камера тут при чем?

– Если бы она снимала сверху, то можно было бы заметить, как я при этих словах скрестил пальцы.

– Значит ли это, что все сказанное вами – спецоперация и было сделано специально, чтобы заманить Тупина в ловушку.

– Так и было. Передайте всем, что я никого не предавал, мяч уже отдал в лабораторию ФБР и вообще, люблю всех ребят из АНБ, ЦРУ и ФБР. Я даже думаю соответствующее тату Малинке сделать, чтобы почаще видеть их эмблемы.

– Тогда последний вопрос. О чем вы разговаривали с Тупиным в режиме с глазу на глаз?

– Если честно, мы не разговаривали совсем.

– А что же это было?

– Я слушал, а Тупин – пел.

– Пел, я не ослышался?

– Именно так. Он написал для меня песню. Я даже помню некоторые слова из нее:

Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый,

а ты не вейся на ветру,

ах карман, карман ты мой дырявый,

а ты не нра-, не нравишься вору».

Журналист от удивления раскрыл рот, а Хайер встал, показывая, что интервью закончено, пошел к двери, из которой только что вышел. На ходу он кому-то позвонил и бегло отдал команду:

– Дебиллу пошлите новое банджо с золотыми струнами, индейцу – шестую точку, а пацанам из Сан Квентина – банкомат. – и скрылся за дверью.

Пока журналист собирал свои вещи, он явственно услышал глухие звуки двух ударов и сдавленный стон. На том интервью было закончено и каждый пошел своею дорогой, а поезд – пошел своей.