Давно известно, что употребление в пищу каких-то необычных продуктов может вызвать весьма неожиданный эффект и причем, у каждого он может случиться неожиданным по-своему. Те, кто бывал в Нидерландах и кроме несомненно вкусных местных сыров, нашел время для дегустации разных сортов печенья, знают, о чем я веду речь. Но если некоторые эффекты уже известны профильным специалистам, то другие – мало исследованы и до сих пор.
Взять, например, бобра. Что можно сказать об этом животном в принципе? Конечно, каждый может сказать, что он может быть килограммов под шестьдесят, легко перепрыгивает лодку и может нехорошо так улыбаться. Но все перечисленное выше могут понять и осознать лишь украинцы и то – не все, а те из них, кто довольно плотно знаком с творчеством Леся Подервьянського. Тем не менее, наши соотечественники, которые не знают этих деталей, все равно не рассматривают бобра как объект кулинарии, поскольку кабанчик – и в Африке – кабанчик, а что такое бобер?
Совсем другое дело – федерасты и федерастини. Там они гарантировано ничего не знают про улыбку бобра, зато вполне могут его захарчить, выдавая за лобстера. Правда, большая часть этой всемирной помойки не сможет позволить себе бобра в качестве кулинарного блюда, но кое-кто там знаменит именно болезненным пристрастием к поеданию бобров. Пока там еще не введен термин «боброфагия», но представители этой странной наклонности – хорошо известны. Речь идет о пропагандистке Симонянше и ее муже. Насколько можно судить по отзывам об этих деятелях, они аж трясутся, когда видят бобра, и он уж точно от них не уйдет не съеденным.
И вот побочным результатом поедания бобров стал не только внешний вид самой симонянши, но и образ ее мыслей. То есть, она обрела способность в стрессовой ситуации выдавать вещи хоть уже однажды и озвученные, но совсем в другом контексте. Так случилось и в этот раз. Уже всем понятно, что последний довод прутина – мобилизация, не работает в том ключе, в котором она рассматривалась в самом начале. Ведь считалось, что массы чмобиков станут основой перелома в нехорошей тенденции, которая уже стала явной для оккупационных войск. И вот это надо было как-то ярко и задорно пояснить своей публике.
Скажем, прутин постарался это сделать так, как это у них было принято в подворотне, но получилось так себе. Ведь как ты ни поясняй русскоязычному о том, что лучше окочуриться на фронте, чем от шмурдяка, он в это не поверит. И вообще, противопоставление чего-то водке там всегда опасно и прутин этого не понял потому, что не ест бобров, а жрет оленей, шишки и прочее.
Но симонянша очень быстро пришла к выводу о том, что надо пойти другим путем, поскольку когда дедушки не станет, надо будет как-то держать удар самостоятельно. Только вот чем он будет нанесен и с какой силой, пока не ясно. И потому надо делать то, что делают в таком случае – пытаются разорвать ассоциацию себя лично с чем-то нехорошим, как минимум.
(Окончание следует)