Этот день был таким как и предыдущий и как целая вереница дней, прошедших до этого. Обычная рутина, заискивающие взгляды и холуи, которые по собственному разумению старались двигаться как можно тише и плавнее. Причем, он этого от них не требовал, но те почему-то решили, что в его присутствии следует себя вести именно таким образом. Иногда он размышлял об этом и приходил к выводу о том, что когда человек полностью принимает свое положение как раба, то это может приносить какой-то дискомфорт лишь первое и весьма непродолжительное время, а потом он обживается и начинает находить в этом своем статусе что-то хорошее, приятное, а со временем, это начинает доставлять ему удовольствие и тогда холуй проявляет фантазию, сравнимую с артистизмом.

Он уже множество раз наблюдал эти метаморфозы и ему было забавно наблюдать именно за наступлением этого момента, когда холуйство становилось чем-то, вроде искусства. У каждого при этом раскрывались какие-то свои способности угождать своему господину и однажды он поймал себя на мысли о том, что в этом и состояла новизна его жизни. Ему некуда было стремиться, все то, о чем он мечтал – получено даже с перебором. Конечно, можно было бы придумать что-то еще, но в нем не было свежести или новизны. Да, он мог бы на кого-то напасть и даже что-то отнять, но когда он себе такое позволил впервые, это возбуждало и подливало в кровь адреналин, а все, что было или может быть дальше – уходило в разряд статистики и не давало той свежести ощущений, которой он жаждал.

Проще говоря, его уже почти никто и ничто не могло удивить и придать остроты в его жизнь. Правда он ее организовал таким образом, что все возможные неожиданности были отсечены на дальних подступах и потому игры холуев были чуть ли ни единственным его развлечением. Лет десять назад он еще мог получить эти ощущения от общения с равными себе, но очень скоро пришел к выводу о том, что равных ему нет потому, что те оказывались нищими и заискивающими, либо скованными своими нормами и правилами, а потому – не умеющими выразить свое я, как мог он. Каждый из них держался или старался держаться в каких-то рамках. Те же, кто позарился на его подарки, переставали быть ему интересными как новая, пусть и дорогая вещь. Первые впечатления проходят быстро и остается одна досада.

Вот и сейчас он поехал «проветриться». Особой нужды в том не было, но все же у него были некоторые обязанности, игнорировать которые было нехорошо. Дворцовая жизнь заставляет время от времени демонстрировать холуям кто есть кто, и это не касается его личных холуев, но и всей остальной черни. Поэтому ему надо было играть, хоть время от времени, роль небрежного и отважного вожака стаи хищников, с которыми шутки плохи, а его небрежность должна холодить кровь в жилах просто от того, где он сейчас находится и что говорит.

Вот и сейчас он приехал в захваченный им город, чтобы произнести очередную, жесткую речь. Как всегда, фон создавали специально отобранные люди, борт с которыми, на всякий случай, летает вслед за ним, куда бы он ни отправлялся. Вдруг возникнет такая необходимость. Многих он хорошо знал в лицо, хотя никогда с ними лично не общался. Не тот уровень. Для них он – существо высшего порядки и разговор с ними – нечто совершенно нереальное. Он это прекрасно понимал и уже давно не допускал панибратства даже с теми людьми, которые следовали за ним в поездках.

Он уже говорил минут десять и где-то вдали был слышен шум прибоя. Моря отсюда почти не было видно, но ощущался специфический запах, а шум, пусть и негромкий, все же доносился до этого места. В небе весело светило солнце, хоть уже и холодное, как это бывает зимой, но тем не менее, оно задавало какое-то праздничное настроение и потому ему говорилось легко, хоть по тексту телесуфлера.

(Окончание следует)