Как и в начале войны, руководство Вермахта решило, что совковые войска не ровня германским и выдерживать соотношение 3:1 не имеет смысла. Надо сказать, что к 1943 году германское командование не раз получало подтверждения в правильности таких суждений. Единственным крупным поражением, которое Вермахт получил от красной армии, был Сталинград. К лету 1943 года в Берлине уже знали о том, что это была вспомогательная операция («Уран»), которая должна была отвлечь от направления основной операции («Марс»), начатой Жуковым в районе Ржева. По этой причине первостепенное внимание было направлено именно на этот участок фронта, а Сталинград отвалился. Таким образом, до этого момента две Харьковских стратегических наступательных операции и Ржевское меганаступление совковая армия провела настолько бездарно, что немецкие офицеры писали домой о шоке, пережитом ими от вида той беспросветной глупости, с которой совковое командование сжигало свои войска.

По этой причине командование Вермахта утвердило план наступления, не имея численного перевеса войск. То есть, они поступили ровно так, как и в 1941 году. В итоге, сражение закончилось вничью. Немцы отступили, но сделали это организованно, ибо так и не были разбиты. Смысл сохранять выгодную конфигурацию линии фронта без соответствующих возможностей  исчез. Мало того, часть элитных соединений было срочно переброшено в Италию, куда высадились американские войска.

В итоге получилось следующее. Сталину удалось навязать противнику время и место боя. Провокация была в самой форме линии фронта. Выступ, врезающийся в оборону противника говорил сам за себя и просто требовал атаки по встречным направлениям с обеих сторон основания выступа. То есть, еще перед началом битвы уже  было понятно, что и как будет делать противник. Маневрируя резервами, совковая армия сузила временной промежуток для начала германского наступления. То есть, наживка была заброшена и противник на нее клюнул. Другое дело, что противник действовал более настойчиво и профессионально, чем это можно было себе представить. Поэтому, чтобы не заиграться как и в 41 году, Сталин вложился в оборону практически всем, что у него было в резерве.

Как видим, спустя два года от начала германо-советской войны ситуация почти полностью повторилась, но проигралась она совсем иначе. Наученные горьким опытом, совковые военные прекрасно представляли, что заманить зверя в ловушку – только начало, а вот надежно его стреножить и добить – совсем другое дело. В итоге, под Курском ни одна из сторон не получила того, на что рассчитывала изначально. То есть, в 41 году самоуверенность Сталина сыграла роковую роль в последующей катастрофе. Он не думал, что Германии удастся нанести сколько-нибудь ощутимый ущерб, ибо совковая машина была гораздо мощнее и просто обязана была перемолоть все, что вторглось. Не удалось. В 43 ту же ошибку совершил Гитлер, когда самоуверенно полез в драку, не имея численного превосходства. Он оглядывался на успех 41 года, но тогда наступление никто всерьез не оценил, а теперь – среагировали как надо. Хоть и стоило это очень дорого, но совок не стал играться в игру 41 года, когда все мысли были только о наступлении, а любые речи об обороне воспринимались чуть ли не как измена.

Из этого следует, что совок планировал гибридную войну в Европе, под прикрытием «освобождения» и миротворчества. Планировал одно, а получил – совершенно другое. Он это до сих пор не может расхлебать и все пытается вернуться в состояние «освободителя». Только пример Гитлера, дважды пытавшегося сорвать банк на «зеро», говорит о реальной опасности таких игр.

Однако, война катилась просторами Европы и совка, громыхая сражениями и битвами, а в тени войны  оставались судьбы миллионов людей мирного населения, ради которых, якобы и ведутся все войны. О том, что происходило, когда линия фронта уходила на сотни километров, стоит вспомнить отдельно.

БРОШЕННЫЕ

Как мы отмечалось выше, совок в принципе не имел оборонительной доктрины. Конечно, если идти строго в русле совкового “новояза”, то глубокое контрнаступление вглубь Европы тоже можно считать оборонной доктриной. Однако, стоит вернуться к изначальному смыслу этого слова, и оно означает защиту своей территории или отдельных ее участков. Целью обороны является сохранение собственных позиций при нанесении максимального урона атакующему противнику.

Наличие такой доктрины неизбежно выливается в конфигурацию вооруженных сил. Сам их состав указывает на оборонительную доктрину страны. Кроме того, внешне это тоже легко заметить, ибо создаются дорогостоящие фортификационные сооружения, которые в атаке не нужны по определению. Если речь идет об обороне – строятся укрепленные районы, насыщенные огневыми точками и массой препятствий для наступающего противника. Их назначение – сбить темп атаки, остановить и уничтожать противника из надежно защищенных укрытий.

В обороне все огневые средства надежно укрыты, все ориентиры для ведения огня четко разведаны, боеприпасы подвезены, резервы сформированы. Атакующий враг несет потери, которые заставляют его отказаться от своих планов. И, напротив, если вы собираетесь наступать, то вам нужна подвижная артиллерия и мобильная пехота. Это значит, что у вас должно быть очень много танков и легкой бронетехники для быстрого передвижения пехоты.

Из открытых источников известно, что совковая армия, перед началом вторжения германских войск, была заточена под наступательные действия. Раз так, то серьезных планов именно стратегической обороны не было в принципе. Оборона должна быть краткосрочной, с обязательным переходом в масштабное контрнаступление, а дальше – все отработано на многочисленных учениях. Разработаны все планы боевых операций, разработана логистика, которая предусматривает перешивку железнодорожной колеи с европейской на совковую, более широкую, дабы обеспечить бесперебойность потока военных грузов.

Понятно, что общие планы предыдущей войны держались в глубокой тайне, чтобы не вспугнуть противника и тот первым начал свою игру. Скорее всего, во все детали не были посвящены даже руководители уровня военных округов, которые с началом боевых действий были преобразованы во фронты. Скорее всего, замысел всей операции был известен только высшему военному и политическому руководству совка. Для всех остальных были отданы приказы, которые вписывались в общую концепцию грандиозного контрнаступления, но вырванные из контекста, они выглядели как измена.

Те же самые указания об отпусках и увольнениях, которые пришли за день до войны, воспринимаются как чудовищный абсурд, если не учитывать того, что этот абсурд должен был спровоцировать противника на нападение. И он напал. Поскольку, был расчет на то, что германские войска не смогут быстро углубиться на территорию совка более, чем на несколько десятков километров, в первые часы вторжения Москва сохраняла спокойствие. Надо было зафиксировать факт агрессии, а потом уже начинать свои военные действия. И хотя все закрутилось чуть раньше, чем предполагалось, но войск у границы было столько, что Сталин не мог предполагать быстрого прорыва германских войск в тылы первого эшелона. Никакой беды еще никто не видел.

Но тотальная секретность сыграла злую шутку. На местах командиры понимали, что не имеют необходимых средств для организации обороны. Кроме того, расположение войск имело совершенно непригодный вид именно для обороны. А для сокрытия численности войск совковое командование ужало поток информации до абсолютного минимума. Руководство соединений совковых войск слабо себе представляло то, что находится у них на флангах и в тылу. Если бы им было известно хоть это, то уже можно было бы что-то сделать. Пусть с огромными потерями, но враг был бы остановлен, а подошедшие войска 2 эшелона уже переломили бы ситуацию. Но ничего подобного не произошло.

Войска начали отход. Причем, если бы имелись планы оборонительных действий, они бы отошли на рубежи, которые удерживает второй эшелон. Там бы они перегруппировались и могли бы наглухо закрыть путь дальнейшего продвижения Вермахта. Но войска отступали не на указанные и подготовленные позиции, а просто – в тыл. Всего несколько часов такого отступления и отсутствия вменяемых команд от руководства вызвали натуральную панику. Ударные части и соединения, насыщенные бронетехникой и всем необходимым, сначала просто покатились в тыл, а затем и побежали, бросая технику и амуницию. Очаги обороны возникали стихийно, без координации действий ни с центром, ни с соседями.

Мы уже приводили пример Бреста, который иллюстрирует все, что происходило на фронте. Как известно, в районе Бреста противник атаковал силами 45 пехотной дивизии Вермахта, до 1939 года – 4 австрийской дивизии. Эта дивизия не была элитной, хотя уже повоевала и в Польше и во Франции. Она не была ударной, ибо не имела усиления бронетехникой и артиллерией. Дивизия не была в СС, куда отбирали бойцов по определенным психологическим и физическим параметрам. Обычная дивизия, коих Вермахт имел больше сотни. Напомним, что пехотная дивизия Вермахта это примерно 16,8 тыс. человек против 14,5 тыс. человек у РККА.

И вот эта дивизия начала наступление в 4 часа утра, как и вся остальная германская армия. Уже к 7 часам утра Брест был взят и зачищен, а крепость, которая оказывала сопротивление – наглухо блокирована.  То есть, эти самые 17 тыс. австрийских пехотинцев за три часа взяли один из ключевых населенных пунктов. Здесь весь фокус заключался в том, что перед 45-й дивизией Вермахта (в Бресте и вокруг него) с указанной численностью, стояли совковые войска, численностью не менее 50 тыс. штыков. В пригородах стояло не менее 7 артполков и танковая 22-й танковая дивизия 14-го механизированного корпуса, чей штаб, как и штабы еще двух стрелковых дивизий и 28-го стрелкового корпуса 4-й армии располагался в том самом Бресте.

Имея численное превосходство в личном составе, подавляющее преимущество в артиллерии и танках, имея цитадель в виде Брестской крепости, которая входила в состав 62-го укрепоройона, совковые войска за три часа оставили город и драпанули в направлении Минска. При этом были брошены запасы, предназначенные для войск второго эшелона. Возможно, командиры бегущих соединений даже не знали, что буквально у них под носом находятся гигантские запасы всего, что необходимо для их войск и что они могли бы использовать для обороны и даже – контрнаступления. Но секретность вбила клин в спинной мозг, и они побежали, оставляя Брест. Это – иллюстрация того, что происходило вдоль всей линии фронта и, наверняка – не самая яркая.

Чтобы понять масштаб катастрофы, стоит заметить о том, что большая часть довоенного Бреста были евреи. Что с ними стало после входа в город подразделений СС – можно предположить. Скорее всего, бегущие наперегонки генералы обрекли жителей Бреста на мученическую смерть. Никто не считал и не собирается считать, сколько брестских евреев ушло в печи Майданека, Аушвица, Треблинки и других лагерей смерти. Это было только начало чудовищного и бессмысленного уничтожения мирного населения противоборствующими сторонами. Если о «подвигах» немцев довольно хорошо известно, то вещи, которые творили отступающие совковые войска не очень принято обсуждать. А ведь глобальным преступлением совка и совковых войск перед собственным населением стала невозможность эвакуации хоть даже не всех желающих, но хотя бы тех, кто однозначно подлежал уничтожению в оккупированных районах.

(продолжение следует)