Подготовка перевода: opponent

Грегори Фейфер, American purpose

Россия любит превращать внешние конфликты в испытание на верность Родине.

Приближаясь к параду Победы 9 мая в Москве, посвященному окончанию Второй мировой войны, следует вспомнить, как посткоммунистическая Россия отмечала разгром нацистов, когда более двух десятилетий назад Владимир Путин впервые стал президентом. Празднование усилилось в конце 1990-х годов, когда политики – особенно после бомбардировок Сербии НАТО в 1999 году и всеобщей усталости от многих лет экономического кризиса и западнических реформ – возобновили старую традицию превращать внешний конфликт в испытание на лояльность Родине.

Влиятельный в то время мэр Москвы Юрий Лужков первым взял на себя инициативу по возвращению в столицу советских символов, украсив центральные здания транспарантами с изображением военных медалей. Сочетая рыночную экономику с административной системой, которая управляла большинством аспектов городской жизни на микроуровне, он разграбил символы многовековой истории России, чтобы узаконить свое правление. Иногда он наряжался в костюм Юрия Долгорукого, предполагаемого средневекового основателя Москвы.

Путин внимательно изучил подобное политическое зрелище. Когда пришло его время, он остановил выбор на смеси коммунистических и царских символов для продвижения своей нативистской идеологии (в данном случае под «нативизмом» автор, очевидно, понимает столь знакомый нам по ощущениям «русский мир», прим. перевод.). Однажды он сравнил себя с Петром Столыпиным, безжалостным премьер-министром – реформатором XIX века. Гораздо более красноречиво то, что он присвоил себе коммунистическую помпезность. Когда танки и ракетоносцы вернулись на Красную площадь 9 мая в 2008 году, впервые после того, как холодная война положила конец таким демонстрациям военной техники, всего за три месяца до этого зрелища произошло еще одно постсоветское событие: вторжение в суверенную соседнюю демократию, Грузию.

Этот конфликт ознаменовал новый крупный этап в неуклонном нарастании внешней конфронтации, движимой логикой путинского клептократического авторитаризма. Легитимизируя свой все более репрессивный режим, вызывая внешних экзистенциальных врагов, его риторика ловко использует не только советскую ностальгию, но и старую российскую политическую культуру, в том числе антизападные статьи славянофилов XIX века, обвинявших Петра Великого в западнических реформах и за отвлечение России от ее якобы естественных византийских традиций. Путин выдавал себя за единственного спасителя страны, и этот миф еще больше способствовал нежеланию россиян задуматься о своей реальной, часто разочаровывающей истории.

Война Кремля с Украиной стала кульминацией двадцатилетнего развития путинизма. Если ее главным мотивом была консолидация власти Путина, то главная цель украинского конфликта – превратить его в версию самого могущественного, разрушительного и ужасного из всех российских лидеров – Иосифа Сталина.

Другие также сравнивали Путина с советским диктатором, но его собственная позиция может быть не сразу очевидна. Как во внутренней, так и во внешней политике он уже давно ведет переговоры по тонкой грани, призванной установить неосоветское правление без эксцессов, которые помогли разрушить СССР. Стремясь к конфронтации с Западом по принципу КГБ с нулевой суммой, Путин, тем не менее, выглядел осторожным, чтобы не ввязываться, например, в еще один Афганистан. В предыдущих военных конфликтах, включая российскую кампанию в Сирии и первое вторжение в Украину в 2014 году, участие Кремля можно было легко прекратить и отрицать, не затрудняясь правдоподобием. И когда в 2010 году слабое новое правительство в Кыргызстане обратилось к российским миротворцам с просьбой помочь предотвратить надвигающееся этническое насилие, Москва неожиданно отказалась от возможности усилить свое влияние там, возможно, опасаясь вовлечения в гражданскую войну.

Как же тогда объяснить непоправимую разруху путинской войны с Украиной? Непонятное варварство и разрушение собственного уклада жизни русских, помимо украинцев? Реакция международного сообщества, которая рано или поздно может привести к свержению его режима? Он самоубийца?

Подсказки кроются в постоянном применении Путиным насилия для поддержания своего правления, начиная с серии взрывов жилых домов, в результате которых погибли невинные россияне в 1999 году, и которые помогли Путину прийти к власти. Они почти наверняка были инсценированы, чтобы создать предлог для начала войны, которая сровняет с землей Чечню и сплотит избирателей в поддержку человека, который тогда был никем в политической жизни до его первых убедительных выборов.

Последующие годы все более грандиозных военных парадов, превознесение победы над Гитлером и восхваление Сталина как «эффективного менеджера» и помогли привести к нынешней конфронтации: как еще Путин мог эффективно изображать из себя столь же могущественного лидера без его собственной версии Второй мировой войны? Все ужасы зверств в нацистском стиле, транслируемые из Украины, ужасные образы опустошенных городов и сел, в которых оккупанты обвиняют Украину и Запад, вызывают в памяти советскую славу, подчеркивая статус Путина как единственного спасителя.

Криминализация любого малейшего признака инакомыслия, с путинскими призывами к «самоочищению» в тоталитарном стиле и русскими, снова доносящими друг на друга властям — сосед против соседа, школьники, нападающие на учителей, — тоже отсылают к памяти о сталинском терроре, вновь укрепляя образ всемогущего правителя.

Разрушение Украины также опирается на более глубокие слои культурной ДНК России. Группе расцветающих славянских княжеств далеко на севере потребовалось пару сотен лет после гибели цивилизации под названием Киевская Русь, основанной на территории современного Киева, чтобы всерьез освоить ее культуру. Молодое средневековое государство Московия, зародившееся в 15 веке, в конечном итоге сформировало Россию и поглотило обширные территории нынешней Украины, оправдывая свое завоевание мифом о сотворении мира, провозгласив, что настоящей преемницей Руси была Российская империя. Украинцы, по логике вещей, подходили только для того, чтобы быть подданными Москвы. Геноцид, который Сталин развязал над украинцами в 1930-х годах, массовый голод, который они называют Голодомором, следовал этой аргументации.

Конечно, Путин — это не Сталин, руководивший масштабной индустриализацией и экономическим ростом. Напротив, главным достижением Путина было создание клептократии, обогащенной разграблением природных ресурсов и поддерживаемой советской инфраструктурой, которую он унаследовал вместе с ее восстановленными мифами. Ради этого фасада он теперь руководит экономической катастрофой и международной изоляцией.

Шоу Путина развернется в полную силу 9 мая, когда он и его пропагандистская машина, по всей видимости, будут хвастаться успехами армии в Украине. Однако для западных стран неспособность обеспечить полный военный разгром Москвы представляла бы больший риск, чем ядерная агрессия Кремля. Запад должен сделать все возможное, чтобы, наконец, опустить занавес путинского театра вместе с двадцатидвухлетней безжалостной мощью его правления.

Грегори Фейфер — исполнительный директор Institute of Current World Affairs in Washington (Института текущих мировых дел в Вашингтоне) и автор книги «Русские: люди, стоящие за властью» (2014).