Нам вообще ничего и никогда не рассказывали о том, что за четыре дня до начала германо-совковой войны, Молотов (народный комиссар иностранных дел) запрашивал встречи с Гитлером. Но то, о чем должен был происходить разговор – можно предполагать с уверенностью. Поскольку совок располагал большим количеством сил и средств, относительно противостоящей группировки войск Германии, Молотов должен был поставить Гитлера в тупик, прямо сказав ему о том, что совковое руководство в курсе плана Барбаросса и о времени начала операции. То есть, целью Молотова было уведомить фюрера о том, что эффекта внезапности у него уже нет. А те временем уже заканчивалась подготовка к собственному наступлению.

Такие выводы нам позволяет сделать очередность из двух фактов. Первый – агентурная разведка однозначно донесла в Москву о том, что Гитлер собирает совещание, где объявит дату начала наступления. В тот момент, когда Гитлер только произносил свою политическую речь о необходимости войны с совком и дело еще не дошло до объявления времени и даты начала операции, а уж тем более – не были заслушаны высшие чины Вермахта о готовности войск для осуществления мероприятий в рамках плана Барбаросса, Москва – по центральным информационным каналам распространяет следующее заявление, от того же 14 июня:

«СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией являются лживыми и провокационными», а также то, что, «по данным СССР, Германия неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерениях Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям». Даже если сильно верить в случайности, такого совпадения просто не могло быть в принципе. Совок просигнализировал Берлину о том, что они в курсе сегодняшнего мероприятия. Поскольку это заявление не остановило и не изменило планов Гитлера, а 17-18 числа уже стало заметно выдвижение войск на исходные рубежи, то Молотов попытался лично встретиться с фюрером и пообщаться с ним на эту тему. Как уже понятно, его даже не послали куда подальше, а просто проигнорировали.

Мы не претендуем на истину в последней инстанции, при освещении этих событий, но указываем на два основополагающих факта, которые стали бесспорными по состоянию на утро 22 июня 1941 года. Первый из них полностью исключает внезапность даты и времени начала наступления германских войск. В Кремле об этом знали наверняка и даже реагировали на это своеобразным образом, чтобы ввести игру в свое русло. Второй факт заключается в том, что немцы догадывались о том, что Москва в курсе их планов и точно знали о том, что количество совковых войск – больше германских, но тем не менее, это не повлияло на окончательное решение о начале операции Барбаросса.

Надо заметить, что в предшествующие две-три недели германское командование прилагало все усилия для того, чтобы получить представление о том, что, сколько и в каком состоянии противостоит им по ту сторону границы. То есть, они прагматично вычисляли наиболее удобные места для нанесения своих ударов и как показали дальнейшие события, именно на этапе подготовки начальной фазы операции вторжения, они сделали все правильно, что и стало залогом оглушительного успеха.

Как следует из описания последних часов перед началом наступательной операции, к двум часам ночи все командиры подразделений, соединений, армий и групп армий прибыли на свои командные пункты и последний час просто посматривали на часы.

Гудериан:

«В роковой день 22 июня 1941 г. в 2 часа 10 мин. утра я поехал на командный пункт группы и поднялся на наблюдательную вышку южнее Богукалы (15 км северо-западнее Бреста). Я прибыл туда в 3 часа 10 мин., когда было темно. В З часа 15 мин. началась наша артиллерийская подготовка. В З часа 40 мин. – первый налет наших пикирующих бомбардировщиков. В 4 часа 15 мин. началась переправа через Буг передовых частей 17-й и 18-й танковых дивизий. В 4 часа 45 мин. первые танки 18-й танковой дивизии форсировали реку.»

Гальдер описывает 22 июня по-деловому и без эмоций, а последняя запись 21 июня, определяет мероприятия на следующий день – 22 июня:

«Часы совещаний. Утром: у меня — 9.00; у главкома — 10.00. Вечером: у меня — 20.00; у главкома — 21.00. Потом — донесение фюреру». Это – все. Дальше, собственно – война.

Примерно так выглядела ситуация на этот час из тех мест, где командиры батальонов нервно поглядывали на часы и всматриваясь в предрассветную мглу, прикидывали самые первые свои действия на территории противника. Далее последовали события, которые в совковой традиции мифотворчества так и не нашли вменяемого пояснения, а те исследователи, которые пытались найти пояснение катастрофы первых дней, недель и месяцев германо-совковой войны, рано или поздно – начинали опираться на те «исследования», которые были проведены в совке, не сильно погружаясь в то, что по этому поводу думали германские военные.

Слабость этой позиции была очевидной, если знать совок изнутри и понимать методику вымарывания неприятных моментов истории совка. Их должно было насторожить то, что официальная версия событий почти ничего не могла объяснить, если только пойти дальше шаблонных выводов или утверждений совковых военных авторитетов. Виктор Суворов справедливо приводит ярчайший образец военной порнографии, известный под названием «мемуары Жукова». Сей «труд» не отличался правдивостью в момент своего первого издания, а последующие  – стали уличать предыдущие во лжи. Мемуары же других военачальников очень часто указывали на то, что товарищ Жуков и они были участниками разных войн. Так была выстроена неуклюжая мифологема о том, что нападение оказалось внезапным, что сил и средств РККА было не достаточно для обороны и отсюда – главный вывод о том, что совок был не готов к войне.

Приведем всего два полярных момента, которые показывают методику прикрытия ключевых негативных моментов, уцепившись за которые можно раскрутить весь клубок событий и выйти на те самые причины, которые и задали рисунок первого этапа германо-совковой части Второй Мировой Войны.

Совковый и вообще «русский» почерк извращения истории заключается не столько в том, чтобы надежно вычеркнуть из памяти позорные события и даже не в том, чтобы изобрести героический эпос для отдельного персонажа или всей его армии, например. Они идут дальше и совмещают эти два метода, когда на месте позора возводят монумент чести и доблести. «Ледовое побоище» Александра Невского и «Битва на Куликовом поле» Дмитрия Донского – яркий тому пример. Уже в более поздние времена по этому же рецепту была слеплена история «Бородинского сражения», но в совке эта методика достигла совершенства. Там решили, что на месте каждого позорного события надо возвести героический миф, что и было с успехом сделано.

Десятки свидетельств партийных и военных деятелей того времени говорили о том, что Сталин ушел в нирвану, после сообщений о широкомасштабном переходе Вермахта в наступление и главное – скорости продвижения его войск. Известна даже сцена, когда все скопом они посетили вождя в его логове и просили вернуться на трон, когда он думал, что его пришли ставить к стенке. Кстати, это стало вполне логичным объяснением того, что 22 июня к населению страны обратился Молотов, а не Сталин. И вот теперь, потихоньку, в РФ появляются «списки посещений», из которых следует, что Сталин никуда не пропадал, а «бдил» на посту, проводя многочисленные совещания с высшим руководством страны. В общем, теперь получается, что он как-то закрутился в делах, потому и поручил Молотову поговорить с населением.

Есть еще один интересный момент, который наверняка помнят все. Для того, чтобы у публики создать впечатление о том, что не все военные оказались такими тупоголовыми, как пример грамотных действий и здоровой инициативы приводили адмирала Кузнецова, чьим именем теперь назван многострадальный российский авиапоносец, успешно топящий свои самолеты.

Между тем, с 22 июня 1941 года и по 8 мая 1945 года флот не провел ни одной сколько-нибудь крупной морской баталии, а по большей части – стоял на своих базах и тихонько пыхтел трубами. Вернее, это делал Балтийский флот, а Черноморский даже умудрился потерять собственную базу в Севастополе. При этом, говорить о том, что флоту не была отведена некая роль в предстоящей войне – нельзя. Россияне уже сожгли даже косвенные свидетельства того, к чему готовилась армия, авиация и флот в июне 1941 года, но то, что было обнародовано, уже никуда не денется. Так вот, во многих источниках было указано на то, что адмирал Кузнецов самостоятельно повысил боевую готовность флотов и именно они дали первый ощутимый отпор противнику, в первые часы войны. Поскольку первые действия Германии, в отношении совкового ВМФ, проводились посредством налетов авиации, то именно отражение атак с воздуха было поставлено флоту вообще и Кузнецову, в частности – в особую заслугу. Многие так и писали: армия оказалась не готовой, а флот – дал отпор.

Из утренней сводки германского командования 22 июня 1941 года, которая описывает собственные действия и действия противника, в первой половине этого дня:
«Военно-морское командование также сообщает о том, что противник, видимо, застигнут врасплох. За последние дни он совершенно пассивно наблюдал за всеми проводившимися нами мероприятиями и теперь сосредоточивает свои военно-морские силы в портах, очевидно опасаясь мин». То есть, донесения с места событий не подтвердили какой-то особой активности флота, а уж тем более – каких-то потерь, причиненных в ходе оборонительных действий. Тут важно заметить, что единственным результатом действий флота в обороне могли быть сбитые самолеты противника и ничего более. В первый день флоты просто не могли видеть иного противника. Но никто из германского командования не заметил героизма моряков и потерь, которые они принесли.

И чтобы закончить эту тему гвоздем в гроб совковых легенд, приведем кусок той же сводки, но уже по части авиации, где сообщались успехи и потери Люфтваффе в первой половине дня:

«Командование ВВС сообщило, что наши военно-воздушные силы уничтожили 800 самолетов противника (1-й воздушный флот — 100 самолетов, 2-й воздушный флот — 300 самолетов, 4-й воздушный флот — 400 самолетов). Нашей авиации удалось без потерь заминировать подходы к Ленинграду с моря. Немецкие потери составляют до сих пор 10 самолетов». Еще раз, потери германской авиации в первой половине дня, когда, якобы, наиболее ярко проявился флотоводческий талант Кузнецова, на всей линии фронта от Черного моря до Балтийского, составили аж 10 самолетов! Сколько из этих сбитых самолетов пришлось на флот – трудно представить. В общем, совок вылепил еще одно «Куликово поле», но уже под флагом командующего бездарным флотом. И чтобы поставить жирную точку, на этой теме, приведем часть уже вечерней сводки германского генштаба 22 июня 1941 года:

«Командование ВВС сообщило, что за сегодняшний день уничтожено 850 самолетов противника, в том числе целые эскадрильи бомбардировщиков, которые, поднявшись в воздух без прикрытия истребителей, были атакованы нашими истребителями и уничтожены».

Для того, чтобы не складывалось впечатление о том, что германский генштаб скрывал потери, приведем еще одну цитату из донесения генштаба:

«Майор фон Белов доложил свои впечатления о действиях танковой группы Гудериана, при штабе которой он состоит офицером связи. Подтверждается, что 45-я пехотная дивизия,  по-видимому, зря понесла в районе Брест-Литовска большие потери… … (необходимо – авт.) Расследовать действия 45-й пехотной дивизии в районе Бреста». То есть, до этого момента фиксировался приемлемый уровень потерь, лишь отмечалась необычная пропорция в сторону увеличения потерь офицеров, относительно французской кампании. Между прочим, эта самая 45-я дивизия штурмовала Брестскую крепость и там получила свои высокие потери.

Кстати, анализ потерь всегда был предметом повышенного внимания германского генштаба и в случае отклонения от средних показателей – непременно принимались меры по их снижению. Так что никакого зримого урона совковый флот не нанес, а ретировался на базы, где и стоял аж до конца войны. Тем не менее, адмирала Кузнецова записали чуть ли не в единственного героя, который оказался на месте и дал отпор противнику.

Совокупность этих бредовых легенд и откровенно выдуманных историй как раз и легла в основу тех самых базовых факторов, которыми совок, а теперь и РФ, поясняют ситуацию начального периода войны. Понятно, что такой откровенный блеф мало кого устраивал, а потому – возникло несколько теорий, с методом «от противного» в своей основе.

В частности, подобные версии выстроили Виктор Суворов, Марк Солонин и некоторые другие исследователи. Безусловно, каждая из этих теорий имеет право на жизнь, но при внимательном их рассмотрении легко обнаруживаются базовые элементы, которые тоже не могут быть объективной основой теории, что со временем, вносит в сами теории элементы ненужных деформаций.

Менее всего нам приемлема идея о том, что совки не хотели воевать и их гнали на войну силой, именно поэтому они в первые дни войны и не оказывали сопротивления. Такая теория выглядит надуманной, потому что такие настроения не могли не фиксироваться НКВД, которая уже имела достаточно широкие полномочия для этого. Мало того, население повалом шло в клубы, наподобие ДОСААФ, где стреляли, плавали, прыгали с парашютом, водили боевую технику и прочее. Этих людей было миллионы. Трудно представить, что все это они делали в режиме хобби и не хотели однажды применить на практике все полученные навыки. Тем более, пропаганда была тотальной, а ксенофобия и милитаризм заливались в мозги просто ведрами. В общем, до 22 июня войска РККА по большей части хотели, умели и готовились воевать, а потом они резко перехотели это делать. Но учитывая тот известный факт, что Германия потерпела поражение, то следует предположить, что в какой-то момент публика снова переобулась и захотела воевать.

Таким же образом мы не разделяем мнение коллег о том, что Сталин стал жертвой своего гениального стратегического ума, а немцы допустили глупую ошибку, не представляя, с кем они связались. Как видно из многочисленных дневников и воспоминаний, германские военные четко представляли, что у совка армия будет поболее Вермахта, а учитывая количество населения, то их мобилизационный резерв там должен быть куда внушительнее их мобилизационных возможностей. То есть, речь идет не столько о том, что Сталину удалось скрыть часть мероприятий по развертывания своих ударных группировок, а о чем-то другом, фундаментально отличном от подобных утверждений. И кое-какие намеки на то, что произошло на самом деле, мы обнаружили все в тех же дневниках и мемуарах немецких военачальников.

(окончание следует)