По этой причине, когда стал оговариваться статус небольшой группы военных во главе с де Голлем, позиции Лондона и Вашингтона сильно разошлись. Черчилль не считал действия французских военных тем фактором, который дает право Франции избежать ответственности за сотрудничество с Германией, и уж тем более – не считал нужным вводить ее в круг стран-победительниц.

В самом деле, все очень быстро постарались забыть о том, что в составе различных соединений союзников поляков сражалось больше, чем французов. Более того, после оккупации Польши, в Лондоне работало правительство Польши в изгнании. Между прочим – не только Польши. Целый ряд стран перевел ядро своих правительств именно в Лондон. Тем самым эти страны оказались чисты перед историей, не капитулировав даже после фактической оккупации.

Франция же так не поступала. Она именно капитулировала и сделала это официально. Более того, она это сделала в тот момент, когда вполне могла сражаться, поскольку имела достаточно войск, ресурсов и главное, когда  растягивать «блицкриг» Германии было крайне не выгодно. Уходя на юг от Парижа, немецкие войска неизбежно растягивали бы свою логистику, а население относилось бы к ним не так приветливо, если бы правительство имело тестикулы и призывало бы к борьбе. Но это при том условии, если бы французы воевали, а не имитировали, и если бы военно-политическое руководство действовало так, как должно было бы действовать.

Более того, вооруженные силы Франции, в межвоенный период, все больше приобретали очертания таковых у Великобритании. А это значит, что французская армия все больше становилась колониальной и в связи с этим, очень большая часть сил и средств находилась вообще вне пределов континентальной Франции. Более того, вне Франции находился второй по численности и возможно – первый по техническому оснащению и инновациям ВМФ Франции. Только одного флота могло хватить для того, чтобы дать бой противнику и сохранить лицо и честь страны.

И между прочим, Британия сделала предложение французскому флоту, который стоял в Северной Африке, перейти на сторону Британии, поскольку без логистики у него не было шансов действовать хоть как-то активно. Французского флота с головой хватило бы для того, чтобы полностью нейтрализовать флот Италии, а возможно, и запереть его на своих базах, сделав Средиземное море недоступным для стран Оси.

Но командование флотом ответило отказом. Мотивировало тем, что «сверху» нет соответствующего приказа. Англичане пояснили, что не потерпят, чтобы этот флот переобулся и встал под германские флаги, а потому – предложили затопить его, если уже не хотят присоединяться к союзникам. Французы снова послали англичан и те, своим флотом и авиацией – сделали все сами. То есть, произошло натуральное морское сражение между британским и французским флотами. Как потом выяснилось, англичане поступили очень мудро, поскольку у Гитлера были больши планы на этот флот, а французское руководство было и не против. В этом случае, Гибралтар мог стать не проходным для союзников.

Но вернемся к Черчиллю. В промежутке июнь 1940 – июнь 1941 года Великобритания, под руководством Черчилля, осталась один на один с Германией и совком, который подыгрывал Германии где только мог. США осуществляли материальную помощь и на Альбион прибывали добровольцы из США, но в основном – из Канады. Тем не менее, Британия оставалась одна. Тогда никто не мог предположить, что вот, мол, годик потерпим, а там Германия нападет на совок и станет легче, а в декабре в войну вступят США… Ничего такого Черчилль знать не мог и тем не менее, он остался лидером единственной нации, которая давала отпор Гитлеру.

Вот именно этого ему не простили ни в совке, ни во  Франции. Поскольку если они сделали героя из де Голля, то Черчилль вообще должен был иметь статус бога. Но прилетая во Францию, скорее всего, вы услышите объявление в самолете о том, что сейчас ваш самолет произведет посадку в аэропорту Шарля де Голля, хотя этот человек не сделал для освобождения Франции и тысячной доли того, что сделал Черчилль. Вот такой нафталин у этой истории.