Я уже несколько раз писал о том, что мой дед, мобилизованный в 1939 году и встретивший войну под Бобруйском, а потом – протопавший ее в пехоте до конца и демобилизовавшийся в 1946 году, никогда и ничего о ней не рассказывал. Единственное, что от бабушки было известно, что в начале войны вместе со своим подразделением он попал в окружение и какое-то время они выходили за линию фронта.
Еще будучи пацаном я понимал, что такое может стать причиной «молчанки» деда, поскольку я видел его награды, их было немного, а потом военкомат стал что-то ему вручать. Но даже тогда он ни разу не рассказывал о том, за что награды и я ни единого раза не видел, чтобы он их одевал.
Только в старших классах, когда удалось видеть, как он читает мемуары Жукова и параллельно – почитать их самому, стала вырисовываться несколько иная картина. Все, кому доводилось хоть пробежаться по тексту, который якобы написал Жуков (не тот интеллект для писателя) знают, насколько это унылое чтиво.
Из всей толстенной книженции запоминалась всего пара фраз, явно написаных самим мясником. В частности, о его резких возражениях Сталину. Понятно, что если бы Жуков попытался так топырить пальцы летом 1941 года, то его толстую тушку скормили бы лагерным сторожевым собакам. Но деда цепляли слишком многие эпизоды и он то и дело приговаривал: «Ач (бачиш) паразит!» и недобро смеялся. В общем, Жуков или кто там описал не ту войну, которую видел дед, и тогда возникло подозрение, что молчит он и по этой причине.
Но был и третий период осознания того, что не позволило деду рассказывать о тех событиях. Он попадает на последние пару лет совка и первые год-два независимости Украины и косвенно касается самого деда. В общем, в то время было уже совсем плохо с продуктами, даже с простыми – мука, сахар и что самое смешное – соль.
В то время, дедова родня, которую я в принципе знал, но практически не общался с ними, отчаянно билась за выживания. Они были дедовыми одногодками и у них был один сын, который давно и далеко уехал. Они остались наедине со своей пенсией и тогда это было очень печально. Скажем так, у меня тогда была возможность получить доступ к продуктам вообще, а к простым, без деликатесов – доступ был вообще легкий.
Как-то нечаянно встретился с ними и узнал о том, что у них с едой – лютая проблема. В общем, поставил их на довольствие, да им не много и надо было, а в ответ они старались хоть как-то показать свою признательность.
В результате, очередной завоз продуктов превращался в долгое чаепитие и рассказы о былых временах. Но я точно знал, что они были в Германии на работах, а после войны – вернулись назад. Сами они об этом периоде не рассказывали, а я не спрашивал до тех пор, пока однажды бабушка «А», назову ее так, не стала показывать семейные альбомы и тогда она сама проговорилась о Германии. Не ожидая подвоха я спросил о том, как оно было в Германии?
Откровенно говоря, тогда я даже не понял собственной бестактности, а вопрос был задан просто для поддержания разговора. Мне и ответ-то на него не очень был нужен. Но практически сразу я понял, что этого не следовало бы делать, поскольку разговор споткнулся и скомкался. Но вопрос был поставлен и на него надо было как-то ответить и тогда бабушка «А» приоткрыла дверь, за которой оказался тот самый третий слой причин, по которым дед никогда не рассказывал о войне.
(окончание следует)