Коллективизация в Казахстане: как это было – на примере Актюбинской области. (Часть 1)

Специально для ЛО материал подготовил:

Керимсал Жубатканов, доцент Казахско-Русского Международного Университета, кандидат исторических наук.

Одним из сложных периодов и трагических страниц нашей недавней истории являются годы коллективизации тогдашней советской деревни, которая проходила в Казахстане, как в целом по СССР в 1929-1933 гг. Коллективизация была наиболее кровавой и тяжелой драмой для народов Казахстана и, в первую очередь, для казахского народа. В истории человечества такой трагедии как казахстанская катастрофа вряд ли найдется, которая унесла более 2,5 млн. жизней людей, где 2,3 млн. пришлось на казахское население.

Реализация кампании по коллективизации в Казахстане везде приводила к тяжелым последствиям, но особенно ее разрушительный характер сказался на кочевых и полукочевых казахских хозяйствах. Перед коллективизацией в 1928 г. в Актюбинской области 68 % населения составляли казахи (в архивных документах того времени, которые хранятся в актюбинском областном архиве, данная национальность именовалась как казаки) и 32% другие национальности. Основным занятием населения являлось сельское хозяйство с преобладанием животноводства у казахов и земледелия у русских. В 1917 г. имелось в нашей области 2 702 000 голов скота (всех видов), в 1925 г. – 941 000, в 1926 г. 1 200 000 и в 1927 г. – 1 758 000. Стадо скота 1927 года составляла 35 % по отношению к 1917 г. (Государственный архив Актюбинской области. Ф.63. Оп.1. Д.69. Л.1.)

В 1928 г. в нашей области казахское население имело 28 % оседлых хозяйств и 72 % полукочевых хозяйств. У 80 баев в том же году было конфисковано 14 426 голов скота в переводе на крупный, которые были розданы индивидуальным хозяйствам (74,2 %), колхозам (10,5 %), совхозам и др. (15,3 %). (Там же, Д.38. Лл.3,36). Нужно подчеркнуть, что к 1929 г. советское правительство четко определилось с такими понятиями как «бай» и «кулак». Таковыми становились любые казахские шаруа и русские крестьяне, а также другие крестьяне, уровень хозяйства которых оказался выше среднего. Поскольку понятие «среднего» доверено было определять местным властям, к категории бая или кулака при отсутствии четких критериев можно было отнести любого как казахского, так любого другого крестьянина, если юрта (дом) у него получше, чем у соседа, корова дает больше молока, лошадь посильнее. Если же в хозяйстве была не одна корова или какая другая живность, то тут ситуация менялась в корне. Тем более, что по тогдашним законам, четверть всего конфискованного имущества у баев и кулаков передавалась тем, кто их раскулачивал. В Актюбинском областном архиве хранится следующий документ, который ярко иллюстрирует всю пагубность и жестокость коллективизации, и сопровождавших ее конфискационных мер, это заявление гражданина 11-го аула Карабутакской волости, Шалкарского уезда Актюбинской губернии Расмахаметова Узака.

В этом своем заявлении этот гражданин пишет прокурору КАССР следующее: «10 сентября 1928 г. на основании постановления ЦИК и СНК Казахстана о конфискации имущества и выселении крупнейших полуфеодальных казахских баев, в 11-ом ауле Карабутакской волости, Шалкарского уезда, Актюбинской губернии, комиссией по проведению в жизнь этого постановления, включено в список конфискованного имущества у лиц подпадающего под это законоположение и мое имущество, а именно: рабочих лошадей 60 голов, верблюдов 4 головы, лошадей молодых 30 голов, баранов 60 голов, ягнят 30 голов, быков 2 головы, коров 3 головы, телят 3 головы, кибитка 1, тарантас 1 и фургон 1, каковое имущество уже описано и отобрано у меня, при чем с 23 сентября сего года комиссия приступает к передаче этого скота, вернее к раздаче. Произведенную конфискацию моего скота и имущества я считаю неправильным по следующим основаниям:

1.Отобрание (конфискация) противоречит постановлению ЦИК и СНК Казахстана о конфискации имущества и выселении казахских баев. Мое хозяйство относится к полукочевому району, в котором согласно этого распоряжения Власти, конфискуется скот при количестве свыше 300 голов в переводе на крупный скот. Из перечисленного выше кота, видно, что я имею всего лишь 192 головы крупного и мелкого скота, который при исчислении всего этого количества на крупный составит еще гораздо меньшую цифру. Это сопоставление цифр закона и наличия у меня скота ясно указывает на то, что действие комиссии по конфискации моего имущества – неправильные. Не могу я  также подходить под категорию лиц, занимавших при царизме ту или иную должность (например, волостного управителя), ибо никогда я не служил, причем я также не являюсь потомком из бывших султанов или ханов. Я имею семью из шести душ, из которых трудоспособный я один, а дети малолетки. Обрабатываю свое хозяйство с 1915 г. сам лично, никогда не применял чужого наемного труда, кроме летнего времени, когда имею 2-х сезонных пастухов (5 месяцев). Помимо скотоводства засеваю сам же лично 3 десятины пшеницы и проса, и сам лично убираю сено с 6 ½ десятин. Никогда в антисоветской деятельности я замечен не был и всецело признаю власть трудящихся, к категории которых я отношу и себя, ибо только своим личным трудом я приобрел это имущество, которое у меня есть последнее и которое теперь у меня незаслуженно отбирают, не оставляя мне ничего». (Там же, Ф. 63. Оп. 1. Д. 433. Л. 279.)

«Характерен случай, когда один секретарь ячейки ВКП/б Буранбаев, находящийся в родственной связи с выселяемым баем Нугмановым, живо отмежевался от него, отказавшись, пустить их временно в свой дом, когда зимовки Нугманова были конфискованы. Когда жена Буранбаева привела к себе в дом свою мать, которая является матерью выселяемого бая Нугманова, Буранбаев, попросил тещу выйти, а жене сказал: «Если хочешь, ты тоже уйди, но твою мать я принять не могу», этот факт характеризует, что в настроении членов партии и ВЛКСМ в период практического проведения кампании никаких колебаний не было». (Там же, Д. 10. Л. 126.) Таким образом, мы видим с вами всю «кухню» знаменитого классового подхода и каким образом она влияла на судьбы людей, на их взаимоотношения как родственников. Выше уже говорилось, что конфискация давала большие дивиденды для тех, кто производил революционную экспроприацию. Так, один из батраков аула №25 Актюбинской области, «выступая в прениях говорил, что количество конфискуемых баев недостаточно, если возможно, то необходимо ходатайствовать об увеличении количества конфискуемых баев». (Там же, Л. 127.) Тогдашнее руководство нашей республики, возглавляемое Голощекиным – ярым проводником сталинской политики коллективизации в Казахстане, поставило перед его животноводческими районами задачу: «выйти на линию более высоких темпов коллективизации» и завершить ее в 1932 г., где «основной формой колхозного движения в ауле … животноводческую сельскохозяйственную артель, в которой произойдет «полное обобществление … всего продуктивного скота». В своем постановлении ЦИК и СНК КАССР от 1 февраля 1930 г. предоставил право в районах сплошной коллективизации на основе решений собраний колхозников и батрацко-бедняцких собраний выселять и расселять кулаков, баев, полупомещиков, полуфеодалов в отдельные округа Казахстана и в пределах Актюбинской области в отдельные ее районы на новых, отводимых им за пределами колхозных хозяйств с конфискацией всего имущества за исключением оставляемых им в размере минимально необходимых для ведения хозяйства на вновь отводимых им участках. (Там же. Д. 335. Л. 101.) Те территории, куда направлялись т.н. кулаки, баи и др. в хозяйственно-экономическом плане были самыми худшими.

На начало 1930 г. сплошной коллективизации в Актюбинской области, по некоторым данным, подверглись в Магаджановском районе 5 480 казахских хозяйств и 1 850 хозяйств других (как указывается в архивном документе – европейских) национальностей общей площадью 1 451 319 га земли, в Мартукском районе – 3 058 казахских и 4 776 остальных национальностей общей площадью 783 409 га земли и в Ак-Булакском – 2 334 казахских хозяйств и 4 620 остальных национальностей общей площадью 640 958 га земли. (Там же,  Л. 167.) Необходимо подчеркнуть, что коллективизация как во всем тогдашнем СССР, так и в Казахстане проводилась без какой-либо социальной, психологической, материальной подготовки условий массового обобществления крестьянских хозяйств как животноводческого, так и земледельческого направления. Так, в Иргизском районе на начало 1930 г. имелись 2 артели «одна получившая скот от конфискации (70 голов) и другая не получившая. И та, и другая не знают устава, ведут хозяйство отдельно, обобществление не проведено». (Там же. Д. 23. Л. 128)

(окончание следует)