Автору довелось служить срочную службу в таком месте и в таких частях, где дедовщина имела просто запредельный и тотальный характер. Причем, к тому времени, по рассказам старого прапорщика-секретчика (начальник секретной части), она уже слегка сбросила обороты, и мне просто трудно представить, что там было лет за пять до меня.

Описывать эти страсти нет смысла, просто речь идет не о каких-то единичных фактах издевательства над молодыми военнослужащими, а о целостной системе слома любой личности. Что характерно, слабаков туда не набирали в принципе, и в общем, попадали туда хлопцы с довольно приличными физическими кондициями, а часто – уже с какими-то спортивными разрядами.

Тем не менее, система была настроена таким образом, что  физического насилия там было не очень то и много, но психологическое – никогда не заканчивалось. За полгода, год, боец превращался как раз в ту дрянь, которая несет сам дух дедовщины дальше, и да, будет стоять за спинами женщин и детей, не имея ни малейших угрызений совести.

Как сейчас помню, ротный замполит рассказывал нам о том, какая сволочь – местное население, что они сплошь – националисты и даже употребил слово «нацыки». Замечу, речь идет о начале 80-х, и не об Украине. Так что все, что сейчас рассказывают из-за поребрика и что вещает глава шаурмячечной президента Украины – было  отработано, упаковано и выдано в виде готового идеологического продукта еще в совке.

Результатом таких бесед было определение градуса ненависти, который удалось добиться от личного состава. Вопрос прямо не ставился, но выводился на финальную часть всего курса бесед в одном и том же виде. Исподволь подкидывался завуалированный вопрос о том, что если гражданские «нацыки» поднимут бунт, то что вы будете делать? Формат беседы был такой, что солдатам позволялось задавать вопросы или произносить реплики с места. Вроде как «в дружеском кругу». И вот автору пришлось такое слушать два раза, со своим призывам, и потом уже нечаянно, перед дембелем, когда это вливалось в уши новой молодежи.

В обоих случаях все проходило по одной схеме и с одним результатом. Молодежь отвечала, что готова получить оружие и выйти в город, чтобы расстреливать местных. Тогда замполит смущенно и с явным сожалением уточняет, что оружие вряд ли разрешат получить. Тогда находчивая молодежь дает другие варианты – взять саперные лопатки и штык-ножи, чтобы резать и рубить местных, а когда проходит уточнение, что и это – вряд ли, то соглашаются с тем, что и руками с подручными средствами они готовы потрошить местных по первой команде.

Это при том, что все солдаты – живут в тысячах километров отсюда, и по идее, им вообще нет дела до местных жителей. Но совок был так устроен, что почти никто и никогда не служил там, откуда призвался. Из этого возникло подозрение, что такая система географического распределения призывников как раз и завязана на подобных речах замполитов, которые велись не только у нас. Армию готовили, в частности, для того, чтобы утопить в крови восставшее местное население. Для этого просто надо было оторвать солдат-срочников от их корней и дело сделано. Что такое люди без корней, мы сейчас видим своими глазами, но тогда на их обрыв работала мощная система.

Правда, из нее, из этой системы, все же было несколько не очень красивых выходов, которые, безусловно, меняли место службы солдата. Один из них – написать жалобу на дедовщину. Дальше – была рулетка и можно было попасть в места не менее мрачные, но уже с другим привкусом, где были азиатские или кавказские «землячества». Пришлось о таком послушать и сделать вывод о том, что хрен редьки не слаще.

(окончание следует)