Сон как-то не шел «на сухую», но в конце концов – пришел, сел в голову и с натугой стал делать свое грязное дело – плодить кошмары.  Сразу приснилось, что он на банкете и во время исполнения своего коронного номера, кто-то резко захлопнул крышку рояля. Но обошлось. Она не достала. Потом был сон о том, что он привычным способом решил повысить работоспособность и улетел. Далеко улетел. Увидел ангелов и херувимов, но потом кто-то в черном положил ему на плечо тяжелую руку и низким голосом сказал:

– Мужчина, вас тут не стояло. Вам – туда! – и черным пальцем показал куда-то вниз, где разливалось красное зарево.

А потом и вовсе приснился ужас. Ему привиделось, что его избрали богом. И вот он сидит на скрижалях и играет на рояле, но тут опять – чудак в черном и черной маске, положил тяжелую руку на плечо и тем же голосом приказал:

– Сдайте удостоверение бога и проследуйте за мной!

От этого он проснулся мокрый и дрожащий. Этот феномен вернул его интерес к жизни и он стал обдумывать его суть. Если дрожишь, значит – холодно. Если мокрый, значит – жарко. Но как это все могло сочетаться, так и осталось для него загадкой.

В этот момент к нему полностью вернулось восприятие окружающей действительности и он услышал храп, доносящийся из соседней комнаты. Нет, это нельзя было назвать храпом. Он никогда не видел американских авианосцев и надеялся никогда их не видеть впредь, но с уверенностью отметил, что именно так звучит якорная цепь, когда авианосец поднимает якорь.

Он быстро поднялся и вышел в просторный холл. На большом г-образном диване спал визирь. Рот его был широко раскрыт, а ноги почему-то закинуты на спинку дивана. Именно изо рта и раздавался этот ужасный звук. У царя промелькнуло сразу несколько довольно комических вариантов, как можно было воспользоваться таким положением, но он просто запустил в визяря подушкой, и тот, ошалело моргая глазами – тоже стал приходить в себя, одновременно оглядываясь по сторонам и пытаясь хоть как-то синхронизироваться с качающейся реальностью. Столик был заставлен бутылками из под дорогих напитков и притрушен чем-то, напоминающим муку.

– Менты? – пересохшим горлом прохрипел визирь.

– Какие менты, Вася? Ты что спишь?

– Я спишь? Я не спишь! Я имел в виду такой спишь! Где мы!

– Ты, смерд, в царских покоях и храпишь разинув варежку, как портовый грузчик.

– О, твое величество! Точно. Похоже вчера мы опять…

– Так, хорош валяться. Быстро на опохмел и будем работать.

– То есть, как работать? Ты же – царь и я же не хухры-мухры. И потом, как мы с тобой можем работать? Посмотри на себя в зеркало!

– Давай, подъем. Будем писать речь. Обращение к народу.

– Зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем к нему обращаться? Нам от него нужно, чтобы он молчал в тряпку и делал то, что обычно: сеял жнива, и выращивал каждый килограмм зяби заботливо и постоянно, а в свободное время смотрел «район-96». Нет, обращаться к нему не надо! Не выдумывай.

– Так, смерд! – царь подошел к нему вплотную и несильно пнул ногой. – Поговори мне тут. Сказал – речь писать, значит быть по сему!

– Как скажешь. Твое же ж величество.

– Так и скажу – придумываем речь. Мне кто-то из умных говорил, что главное – как начать речь. Если сразу попал в тональность, дальше лепи что угодно, все схавают. Поэтому надо обращаться к народу на понятном ему языке.

– Например?

– Например: «Бродяги!»

– Нет, когда ты царь, так уже нельзя. Они еще пока не все сидели и многие просто не – знают, что означает это обращение.

– Ну ладно, как насчет: «Братва!»

– Как-то фамильярно и неестественно. Ну сам подумай, царь говорит такое…

– Хорошо, какие предложения?

– Я думаю, что тут выдумывать ничего не нужно. Есть же стандартное: «Пані і панове!»

– Нет, ты не проснулся. Какие паны? Я царь или болт в стакане? Какие они для меня панове? Надо проще, чтобы они понимали, что я – царь, но очень близкий к ним и говорящий на понятном им языке.

– Но зачем? Ты для них – самодержец, император и полубог…

Царь присел на диван и приобнял визиря.

– Вот поэтому-то я царь, а ты – визирь. Думать надо головой, а не носом. Просто представь, мы же можем что-то такое вычудить, как вчера или даже веселее?

– Это – обязательно! И не такое отчудим!

– Вот! Других уже порвали бы за это в клочья восстаниями разными и прочим, а так – мы вроде бы такие, как и они. Ведь они могут нажраться до чертиков и что-то вытворить, вот и мы – тоже. Если мы к ним обращаемся на понятном языке, то нам все это сойдет с рук просто раз плюнуть. Поржут и забудут. Головой надо думать! Голово-ой!

– Ну ты даешь! Макиавелли нервно курит в стороне…

– Нюхает.

– Пускай нюхает. А кто это? Царь не изволит знать братву с таким погонялом.

– Забей. Не важно. Я уловил твою мысль. Тогда так: «Чуваки!»

– …И чувихи!

– Точно!

– Минуточку! Помедленнее! Я записываю!

– Это кто? – испуганно спросил царь.

– Секретарь.

И действительно, в углу холла на шкуре медведя, испачканной салатом «оливье», полулежало небритое тело мужчины в диоптрийных очках. Оно тщетно пыталось попасть пальцами в клавиши ноутбука. Вокруг валялось несколько скорлуп от коксового ореха, окруженные белой пыльцой их содержимого.

Так начался новый день царя. Он приступил к работе даже без опохмела, душа и завтрака.