Он лежал на диване и смотрел в экран телевизора, на котором бодро менялась картинка, внизу бежала строка текста, все двигалось и сверкало, но для него это был просто фон для мыслей, а мысли были нехорошие. Иногда он переводил взгляд на потолок, где намечалась тонкая трещинка в штукатурке, но ход мыслей при этом не изменялся. Если раньше это можно было кокетливо назвать меланхолией, то теперь он уже не стеснялся и определял это простым термином «депрессия» или «депрессняк».

Ему не вполне было понятно, почему вокруг все так плохо. Ведь он довольно успешно закончил ВУЗ, работа была не пыльная и не сильно напряжная, да и выглядел он вполне прилично, для своих лет.

Перебирая в памяти одноклассников и одногруппников, он быстро выхватывал из их массы тех, кто спился или как Ленин «все по тюрьмам и по ссылкам», а он всего этого избежал и считал себя просто образцом для подражания. Но почему же образцу было так гадко на душе. Глядя в потолок, он как-то подумал, что к нему в душу пробралась его соседка с огромной, мохнатой «Чау-чау», которая там люто нагадила и оттого ему так плохо.

Хуже всего было с женщинами. Они делились на несколько разновеликих категорий. Те, которые ему страшно нравились и были свободными, совершенно на него не обращали внимания. Как правило, они были независимыми и самодостаточными, почти феминистками. О, как он иногда понимал феминисток! Порою он тоже люто ненавидел всех женщин, кроме мамы. Мама – святое.

Как-то возле станции метро он встретил одноклассника, который только что освободился по амнистии из тюрьмы, видневшейся от метро между домами. Так он рассказал, что в очередной его «заезд» за забор, от него отвернулись все и только мама продолжала гонять «кабаны» и приезжать на «свиданку». Так что мама – отдельная история.

Были женщины, к которым его невыносимо тянуло. Яркие, энергичные и умные, они почти все были замужем, имели семью, а он – не имел никаких шансов. Были и те, которые могли бы составить ему компанию в минуты депрессии, но он сам их не хотел и не искал с ними встречи, поскольку имел негативный опыт близкого с ними общения.

Нет, он не был снобом или занудой. Он был способен на широкие жесты. Как-то, лет пять или семь назад, он щедро заплатил за кофе и круассан совсем незнакомой, симпатичной женщины и потом месяц ощущал себя не то Дартаньяном, не то Ричардом с Львиным Перцем.

Или вот эта женщина, с которой он живет. Однажды он на своем автомобиле ждал ее в месте, где стоянка строго запрещена. Была ночь, дождь и гроза. Каждая вспышка молнии напоминало ему мигалку полиции. Тогда он натерпелся страху до сырости в брюках, но отважно дождался, а она даже не поблагодарила его за такой героизм.

По дому он тоже педантично выполнял свою часть обязанностей, но она это воспринимала как должное и просто не обращала на это внимание. Это при том, что его школьный приятель Мурленко, лупил свою жену как сидорову козу уже столько лет и она ни разу на него не заявила. Тот приходит домой как царь или даже Зевс, а она ему угождает. Эта же и не думает ему угождать и вообще – не воспринимает его как положено. Более того, он даже потакал ее капризам. Наследственная интеллигентка, она заставила дома общаться на «вы». Он принял и это, хотя выглядело это даже не глупо, а дико.

Годы, как гады – незаметно, но все быстрее уползают от него, а сатисфакции от жизни нет. В общем, надо было звонить маме, она его поймет и успокоит нужными словами. Только она может это сделать, но звонить самому – не хотелось, чтобы та не раскусила его с первых слов и не поняла, что он – снова в депрессии. Лучше пускай позвонит женщина, а мама попросит передать ему трубку, тогда разговор получится мягким и успокаивающим.

Он, как обычно – лежал на диване, а она была на кухне.

– Позвони маме! – сказал он настолько громко, чтобы она услышала его на кухне.

Но ответа не последовало, только что-то пикнуло телефонным звуком. Наверное, она снова с кем-то переписывается в своем вайбере и не услышала его  просьбы.

– Позвони маме! – более настойчиво и громко повторил он.

Через несколько секунд послышался тот же звук телефона и дальше – тишина.

Он уже стал закипать, проклиная эту женщину и в ее лице – всех женщин в мире, кроме мамы.

– Позвони маме! – раздельно и четко произнес он, уже теряя всякое терпение.

– Я не совсем поняла, что вы хотите.

Таким был ее ответ. Причем, она явно издеваясь, немного изменила голос.

– Все, – подумал он, – пора уже разбегаться, не будет жизни.

Тут он вспомнил, как на встрече выпускников бывшие пацаны, уже хорошо загрузившись алкоголем, вышли на улицу покурить и некоторые из них в деталях рассказывали, как они лупят своих жен. Впервые он почувствовал понимание и даже легкую зависть к этим рассказам. Правда, и это он знал лично. Барышня из параллельного класса занималась кик-боксингом и как-то дома уложила в жесткий нокаут мужа и его веселую компанию. В общем, трое отошли сами, а двоих увезла «Скорая». Чтобы не позориться, придумали какую-то безобидную историю.

А вот в соседней школе этот номер не прошел, поскольку любитель поколоть сою жену умер от 19 ножевых ранений, которые она исполнила, когда ее терпение лопнуло. Так что с рукоприкладством он не хотел рисковать, а вот расходиться уже пора. Он поднялся с дивана и направляясь на кухню, последний раз громко произнес:

– Позвони маме!

И тут он услышал:

– Набираю маме на сотовый.

Все это время он общался с телефонной программой «Сири», а возможно, он с нею общался всю свою жизнь.