По следам одной анафемы (Часть 2)

Circa 1700, Peter the Great (1672 – 1725), Tsar of Russia, beheading one of the rebel Streltsy (semi-professional musketeers) in front of his nobles. (Photo by Hulton Archive/Getty Images)

По своей сути царство Московское было таким себе аппендицитом Орды и по мере умирания Орды, Московия стала распространяться на Восток, оставаясь вассалом наследника Орды – крымского хана. Надо заметить, что это распространение шло в основном по безлюдным местам и никаких особых проблем с этим не было. Но все изменилось с вступлением на престол молодого царя Петра. В первые годы своего правления он исправно платил дань хану и писал ему вассальные челобитные, но все закончилось в 1700 году.

Именно при нем царство Московское, из доброкачественной опухоли, переродилось в злокачественную империю, которая с тех пор поставила себе целью захватывать новые земли и превращать их в свой образ и подобие, как это делают раковые клетки. По этой причине, следует внимательно присмотреться именно к этому периоду, поскольку именно там произошло то, что мы расхлебываем до сих пор.

Хорошо известно о том, что молодой Петр был довольно необычным молодым человеком и в добавок – царем в изгнании. Находясь в подмосковном Преображенском, он создал две потешные команды, преображенскую, а чуть позже – Семеновскую, которые в 1687 году были названы полками. Собственно говоря, они стали ядром его будущей армии, а многие из тех, кто был товарищем в его юношеских потешных сражениях, выдвинулись на важные государственные посты.

Эту историю начала царствования Петра уже канонизировали и сделали из нее вульгарную легенду. В конце концов, создалось впечатление, что вся эта раздутая история с потешными полками вынуждена отвлечь внимание от чего-то еще. В конце концов, имеется масса сведений о том, что Петр обладал разнузданным характером, и будучи уже хорошо в летах, творил вещи, которые слабо укладываются в тот образ, которым можно гордиться или ставить в пример. В общем, самопровозглашенный император сошел в могилу под гнетом кучи дурных болезней, которые он намотал себе во время знаменитых оргий.

Но промежуток между Петром-мальчиком и Петром-неуравновешенным извращенцем, как-то стерся, и публике не вполне понятно, как произошло становление сексуального маньяка, садиста и неврастеника из вполне благопристойного отпрыска царского рода. А все произошло точно так же, как и с потешными полками.

Дело в том, что после удачных опытов с потешными полками, Петр решил создать себе и потешную церковь, не обремененную канонами и прочей унылой чушью, но даже – наоборот. Вот в этом «наоборот» и кроется метаморфоза Петра, и многие вещи, которые он творил в продолжение своей жизни.

Все началось именно во времена его увлечения потешными полками, для которых на острове реки Яуза, недалеко от Преображенского, была построена крепость Пресбург, ставшая потешной резиденцией царя. В 1691 году там было проведено первое действо, известное как «Сумасброднейший, всешутейший и всепьянейший собор». Сейчас это пытаются преподнести как некую потеху, забаву молодого царя, но на самом деле, эта квази-религиозная структура просуществовала все царствование Петра и напоминала она перевернутую христианскую церковь, с  подобной структурой и обрядами, только вывернутыми наизнанку. Основным божеством там был Бахус, бог веселья и винопития, а посему пьянство и разврат там были основным видом «духовной деятельности». В этом уединенном месте можно было делать что угодно на деньги самого Петра.

Далее мы приведем описание этого «собора» из российских же источников:

«Устройство собора копировало всю церковную иерархию. В составе собора были «дьяконы», «архидиаконы», «попы», «ризничий», «архиереи», в том числе «митрополиты», а также «диаконисы», «архи-игуменья» и «князь-игуменья» и т. д. У собора были свои молитвы, большая часть которых утеряна и сохранилась по частной переписке «соборян»

Участникам «собора» были пошиты особые одеяния, которые тоже представляли собой пародию на облачения христианских священнослужителей: к примеру, вместо архиерейской панагии они носили флягу с вином, а на митре «князя-папы» был изображен Бахус (римское изображение древнегреческого бога виноделия Диониса). Состав постоянных участников «собора» безудержного разгула составлял от 80 до 200 человек, «неусыпаемой обители» шутов и дураков.

Во главе «собора пребывал «князь-папа», он же именовался «патриархом» и «князем-кесарем». Сам Петр формально числился «протодиаконом Петром Михайловым». Первым «Князем-кесарем» был князь Федор Юрьевич Ромодановский. Петр звал его также «королем» и «пресветлым царским величеством», себя именовал «холопом и последним рабом» князя, в конце своих писем к нему подписывался просто Pieter или «Петрушка Алексеев», а в «сумасброднейших» церемониях целовал ему руку. После смерти этого высокородного «кесаря» в сентябре 1717 года титул «кесаря» перешел по наследству к его сыну, такой же «аристократической» мрази Ивану Федоровичу Ромадановскому. «Князя» и «кесаря», двух действующих лиц собора назначал лично «Петрушка», тогда как «патриархов» избирали всем «собором».

Первым «патриархом Московским, Кокуйским и всея Яузы», был окольничий Матвей Филимонович Нарышкин, двоюродный дед царя. Довольно скоро его сменил Никита Моисеевич Зотов — некогда учивший маленького Петра церковной грамоте, а затем ставшим главой его ближней походной канцелярии.

После смерти Никиты Зотова «патриарший» престол в декабре 1717 года занял Петр Иванович Бутурлин, который 11 лет был назначен на роль «всешутейшего и всепьянейшего митрополита Санкт-Петербургского, Ижорского, Кроншлотского, Ингерманландского». К Бутурлину перешел не только потешный пост Зотова, но и его вдова, с которой новый «князь-папа», тоже овдовев, обвенчался по настоянию государя в 1721 году».

Не правда ли, очень интересно выглядит правящая верхушка Царства Московского, переименованного Петром в «Российскую Империю» указом от 1721 года? Это была петровская когорта совершенно особого свойства, и знакомясь ближе с нравами этой публики, уже не удивительно то, что потом императоры, да и большая часть дворянства состояла в различных масонских ложах и тайных обществах.

(окончание следует)

3 Comments on "По следам одной анафемы (Часть 2)"

  1. Лексеич /харьковский/ | 23.12.2018 at 22:17 |

    Еще есть версия о подмене петра в Голландии(ютуб, регрессивный гипноз с Петром 1)Вполне возможно, что Мазепа, как европейский правитель знал об этом и как равного себе не считал.

  2. Ха от воно куди йде. Алєксєй Толстой, родич Лева Толстого, і також граф, написав роман “Петро перший” в якому усі походенькі Петра описав. Петро закатував свого сина Олексія, до речі дуже яскравий приклад у характеристику. Чистий параноїк.Толстой не побоявся розвінчати царя, хоча і давно померлого, можливо і по особистим причинам. Вивернув на широкий загал так би мовити. Можливо і московські попи розлютились з цього приводу.

  3. Kasumi | 23.12.2018 at 23:02 |

    Ещё немножко контекста, просто НАСКОЛЬКО ненависть к Мазепе оставалась духовной скрепой Московии, настолько, что Пушкин из-за неё расстался с целым ЖАНРОМ романтизма, и возненавидел Лорда Байрона, как сейчас Бандеру, воюя с уже мётрвым Байроном, высмеивая погибшего за независимость Греции Барона его в своём “Евгении Онегине…” вот, что Пу-ин (который АС, а не который ВВХ) думал о Мазепе, цитата из Википедии:

    “Слова из поэмы Байрона взяты эпиграфом к поэме Пушкина «Полтава» (где образ Мазепы трактуется иначе, как романтического «злодея»). О байроновском «Мазепе» Пушкин писал:

    Байрон знал Мазепу только по Вольтеровой «Истории Карла XII». Он поражен был только картиной человека, привязанного к дикой лошади и несущегося по степям. Картина, конечно, поэтическая, и зато посмотрите, что он из неё сделал. Но не ищите тут ни Мазепы, ни Карла, ни сего мрачного, ненавистного, мучительного лица, которое проявляется во всех почти произведениях Байрона, но которого (на беду одному из моих критиков) как нарочно в «Мазепе» именно и нет. Байрон и не думал о нём: он выставил ряд картин одна другой разительнее — вот и всё: но какое пламенное создание! какая широкая, быстрая кисть! Если ж бы ему под перо попалась история обольщенной дочери и казненного отца, то, вероятно, никто бы не осмелился после него коснуться сего ужасного предмета.

    Юный Лермонтов сделал вольный перевод пятой песни «Мазепы» — рассказ Мазепы о любви к Терезе («Ах! ныне я не тот совсем», предположительно 1830).”

    Заметьте, тут есть ВСЁ! И “распятый мальчик” в виде Кочубея, и “изнасилованная с монтажной пеной”, и тщательное впихивания термина “малороSSия” (неизвестного Западу, который знал только о стране Ukraine, в которую в 17м веке приносит Мазепу конь)… Кстати, Петруша, воспитанный шляхтичем Мазепой, который и привил ему любовь к Европе, предал своего патрона, и приказал, кроме анафемы, выковать специальный “орден Иуды”, и вручить его Гетьману посмертно, вот чем занимались московиты в то время, когда Пилип Орлик писал первую Конституцию Украины 1710го года (до появления первой Конституции* роSSиюшки оставалось 283 года).

    *запрещённая к чтению на РФ книга.

Comments are closed.