Застолье двигалось уже к самой кульминации. За столом была большая компания, на столе – куча самой разнообразной снеди. Барышня в тирольском костюме и с огромной кружкой пива в одной руке  мощными глотками вливала в себя пенистый напиток, а в другой руке держала уже надкушенную, хорошо поджаренную колбаску. Кто-то пил вино с сыром, кто-то подгонялся граппой, а рядом с барышней сидел чудак, хищно уставившийся на блюдо с устрицами.

В общем, всем уже было хорошо и весело. Тосты остались позади и теперь каждый пил и ел в свое удовольствие, без официальщины. Общались уже тоже запросто, что называется «на ты», а на месте лабухов был симфонический оркестр и небольшой, но все равно – внушительный хор. Дело шло к финишу, ибо оркестр перешел с Моцарта на Бетховена, а именно – на кульминационную часть его девятой симфонии.

Хор уже раскрыл свои папки с текстами и буквально через минуту-две все вместе, и хор, и присутствующие, должны были спеть кусок, ставший гимном Евросоюза, но в этот момент в зал ввалилась молодая барышня с разбитой губой, ссадиной у виска в подранном и местами окровавленном платье. Оркестр как-то стушевался и встал на паузу. Тут стало слышно, как упало несколько вилок и цокнули донышки бокалов и кружек, разом поставленные на стол. В общем, произошел непредвиденный сбой.

Барышня в тирольском платье сидела ближе всех ко входу и соответственно – к вошедшей, хоть и спиной. Она обернулась, оглянула вошедшую с ног до головы и спросила:

– Тебе чего надо?

– Да вот, – смахнув кровь со щеки, деловито ответила барышня, – он платить не хочет. Должен, но не хочет. – и махнула рукой назад.

Тирольская дама слегка отклонилась на стуле, чтобы увидеть того, на кого указывала вошедшая. Там она увидела небольшого лысого чудака в армейских галифе и сапогах, но голого по пояс и заметно измазанного кровью. Он неловко улыбался и оглядывал всех присутствующих. Обе его руки были за спиной. Барышня в тирольской одежде плутовато ему подмигнула, и он освободив одну руку, сделал ей приветственный жест. В это время за его спиной что-то металлически и тяжело бухнуло о каменный пол и тогда все рассмотрели кувалду, которую тот придерживал одной рукой.

– А с чего ты решила, что он тебе должен? – строго спросила тирольская.

– Да, – выронив устрицу, поддержал ее сидящий рядом, – может ты первая начала и он защищался?

– Ты можешь нам пояснить, – продолжила тирольская, – откуда у тебя взялась такая уверенность в том, что он тебе должен.

– Это не у меня такая уверенность – ответила вошедшая, аккуратно щупая напухающую скулу – это решил суд, который вы сами и придумали. Тот, что в Гааге. Вы же всем рассказываете о верховенстве права? Вот этот суд и решил, что он мне должен, а он – не хочет платить.

– Владимир? Это правда? Вот то, что она говорит, это правда? – на последнем «а», помещение сотряс громовой звук отрыжки от пива.

– Да, уж! – поддакнул любитель устриц. – Расскажите нам милейший, не выдумки ли нам рассказывают о вас? – и потянулся за новой устрицей.

– Это все ложь, инсинуации и передергивание фактов.

– Минуточку! – уже отставив бокал в сторону продолжила фрау. – Суд был или нет?

– Был.

– Он присудил тебе выплатить ей?

– Присудил.

– У тебя нету денег, чтобы заплатить?

– Есть. Есть у меня деньги.

– Тогда я ничего не пойму.

Мужичок поставил кувалду перед собой, устало оперся на нее двумя руками и начал свои оправдания.

– Понимаешь, в суд обращалась не она.

– Не она? – и фрау посмотрела на вошедшую и та отрицательно покачала головой, – ничего не понимаю, а кто же обращался?

– Я обращался, – продолжил полуголый мужик. – Ты только представь, я пришел в суд для того, чтобы выбить у нее, –  он неопределенно махнул в сторону вошедшей, 56 миллиардов долларов.

За столом сразу несколько человек присвистнули, кто-то закашлялся и раздались другие не громкие и глухие звуки.

– Но суд, вместо того, чтобы содрать с нее эту сумму, буквально послал меня, – и он губами произнес адрес, который фрау поняла даже без звука. – Мало того,  суд присудил выплатить ей 2 миллиарда. Представляете, я иду требовать взыскания огромной суммы, вот у нее, а выхожу из суда еще и должным ей. Каково? Это что, суд? Да это не суд, а черте что, я вам скажу! А теперь она нависает и требует эти два миллиарда. Я ей объясняю, что я – никому и ничего не плачу просто так, особенно – по судебным решениям. Платят мне, а я – никому.

От этой фразы за столом заерзали сразу несколько человек, а кто-то даже чем-то подавился и громко закашлялся.

(окончание следует)