Вчера до поздней ночи пришлось писать материал по следам оперативной комбинации СБУ с Бабченко. Откровенно говоря, с самого начала был элемент сомнения в реальности убийства и вот почему. Практически все заказные расправы, организованные российскими спецслужбами, носят элемент публичности. Это – некое послание тем людям, которые окружают жертву или делают примерно то, что делала жертва. Это – не обязательно антироссийские материалы журналистов или прямая деятельность сотрудника органов правопорядка, направленная против подрывной деятельности РФ. Это может быть вольное распоряжение крупными денежными средствами, выделенные для определенных целей, или даже заваленная работа по критическим направлениям деятельности российской спецслужбы.

Скажем так, мы не удивимся, если завтра что-то случится с кумом Путина. Сейчас уже понятно, что из него не получилось серого кардинала или супер резидента, который организовал нужный Москве фронт работы. Большинство мероприятий, под его дланью, раскрываются с огромным резонансом, а особых результатов со знаком плюс (для Кремля), не наблюдается. Как это не странно, его насильственная смерть может дать куда большие дивиденды путину, чем бездарное прожигание финансирования. В общем, если перечислять беглых депутатов, таких же беглых журналистов или старших офицеров нашей контрразведки, погибших от рук убийц, то все эти преступления совершались открыто, в людном месте и больше были похожи на публичную казнь. То есть, для заказчика было важно ликвидировать самого человека, но не менее важно было получить нужный резонанс. Это послание примут те, кому надо принять, а сам факт можно обыгрывать как слабость власти и бездеятельность служб безопасности, погрязших в решении своих вопросов и коррупции. В общем, вчера мы уже слышали весь пакет обвинений, который озвучивается в таких случаях.

Однако с Бабченко все выглядело совсем не так. Каждый преступник или преступная организация, совершающие ряд однотипных преступлений, в конце концов, дают почерк преступника. Речь идет о наборе повторяющихся элементов подготовки реализации и мер по избеганию ответственности за совершенное преступление. Именно почерк указывает на то, что преступление совершено известным или еще не установленным преступником. В данном случае, озвученные обстоятельства «убийства», явно вываливались из общей характеристики подобных преступлений. Безусловно, российские спецлужбы тоже понимают, что однотипные убийства рано или поздно – приведут следствие к зданию на Лубянке, а потому – будут стараться вносить новые элементы, в организацию преступлений и исключать то, что уже было использовано несколько раз. Но дело в том, что за годы правления Путина, система выдавила таланты даже из области спецслужб. Вместо одаренных специалистов набраны лояльные или даже преданные персонажи, которые утрачивают некий творческий подход, в осуществлении оперативных мероприятий.

В общем, «убийство» в закрытом помещении, когда отсутствует элемент публичности и посыла для публики, вызвал некоторое сомнение еще в момент первых публикаций и потому – был смысл подождать какое-то время, для развития событий. Понятно, что долго играть инсценировку нельзя, ибо тогда должны пойти заключения судебно-медицинской экспертизы и прочие процессуальные документы, с которыми могут возникнуть проблемы. То есть, оперативная комбинация должна быть молниеносной, и за это время надо успеть задержать всех, кто причастен к совершению преступления. Тем не менее, такие сомнения были не более чем на 5-10%, ибо все остальное было отыграно правдоподобно.

Но теперь мы наблюдаем реакцию тех, кто с ненавистью осуждает именно сам факт проведения такой оперативной комбинации. Тут мы хотим напомнить норму криминального права, которая существует не только в Украине, но и во всех тех странах, откуда идет шквал критики. Тяжкое преступление остается таковым даже тогда, когда его не удалось довести до конца по причинам, не зависящим от воли преступников. То есть, факт покушения на убийство, является таким же тяжким, преступным деянием, как и само убийство. В этом случае, следственные и оперативные органы, должны применить все законные меры и средства, для установления лиц, причастных к совершению данного преступления.

В нашем случае – так и произошло, оперативники СБУ задержали фигурантов по данному делу и надо полагать, что все время проведения оперативной комбинации шла соответствующая фиксация всех действий, что будет продемонстрировано уже в суде. Тем более, что раскрытие заказных убийств, с использованием инсценировки выполнения заказа – распространенная практика и те, кто обрушился с критикой на наши спецслужбы, обязаны изучить вопрос о том, не действуют ли их собственные правоохранительные органы, таким же самым образом. Окажется, что в их странах уже реализованы десятки или сотни таких оперативных комбинаций и скорее всего, их это не возмущало. Отсюда возникает закономерный вопрос о том, почему же их так возбудил случай в Украине с российским журналистом, выступившим в роли жертвы и совершенно не трогает то же самое, в их собственных странах. И самый интересный вопрос, а в чем же состоит нарушение норм права, сотрудниками СБУ. Никто не привел ни единого правового акта Украины или международной нормы права, которая запрещает проведения мероприятий в таком формате.

Но уже сейчас можно отметить со всей определенностью, российская сторона отработала стандартно, в плане информационного обеспечения «убийства». Были задействованы все СМИ, отдельные «эксперты» и «аналитики» как в РФ, так и за ее рубежами. Все они выступили единым фронтом и оказались в совершенно глупом положении соучастника преступления. Вот это-то и взорвало всю эту публику. Публично были проявлены связи, которые почти невозможно доказать. Причем, эта публика выступила синхронно как на сообщение о гибели Бабченко, так и на информацию о том, что он жив. Лучшего доказательства прикормленности Кремлем – трудно придумать. Причем, все произошло оптом, в один момент. Маски оказались не сброшенными, а сорванными. Вот это и есть – высший пилотаж и работа на пятерочку с плюсом. А нам просто надо запомнить всех, кто танцевал менуэт под музыку кожаной флейты Кремля. Это – не наши еноты, это – еноты Путина.