Чаще всего, за какой-то обыденной суетой мы не способны замечать важных, а порой – жизненно важных вещей. Потом спотыкаемся о какой-то мелкий факт или о ничтожный персонаж и все становится настолько четким, что диву даешься, как этого можно было не замечать раньше. Примерно это же случилось в обед с автором. У входа в Печерский суд, что на столичном Хрещатике соседствует с новым зданием ЦУМа, пришлось чуть ли не перешагнуть через мелкого персонажа, который считает себя важной и самодостаточной величиной. Он известен своим радикальным минимализмом в прическе и генерацией дряни, который хватило бы на роту или батальон рядовых деятелей. Оказавшись в метре от него, поразился меткости старой мудрости о том, что: «мал клоп, да вонюч». Будучи никаким журналистом, он стал таким же никаким депутатом ВР и наверняка видит себя в кресле важного государственного деятеля. По крайней мере, величие из него разве что не высыпалось.

В этой связи возникла мысль о журналистике вообще и ее итерации в Украине. Как известно, журналист обязан быть крайне наблюдательным и уметь излагать то, что он увидел  живым и ярким языком. При этом, аксиомой журналистики является умение быть там, где происходят самые значительные события, а если удастся – закрепиться на этой теме, подавая горячие материалы, которые с нетерпением ждут читатели. Если журналист имеет хоть намек на талант в области эпистолярного жанра, то совокупность его впечатлений как очевидца, выплеснется во что-то большее, чем очередная статья. Не всем быть Эрнестами Хемингуэями, но тем не менее, что-то о своей эпохе и ключевых событиях он способен написать. Глядишь, этот большой размер может стать его коньком.

Так же очевидно, что самым значимым и судьбоносным событием, для любой страны, является война. Причем, если война ведется на собственной территории, то значимость события возрастает кратно. Понятно, что журналистика в зоне боевых действий – вещь специфичная, но и читатель этих материалов будет гарантирован. Причем, оглядываясь на сравнительно недавнюю историю, журналист может писать совершенно в различных нишах этого жанра.

Понятно, что во время войны критерий объективности утрачивает всякий смысл, а журналист будет выдавать либо пропагандистский, либо мощный и хорошо выписанный материал от бездарного до талантливого, соответственно. Совковая журналистика, во время Второй Мировой Войны, отрабатывала идеологическую линию партии и правительства, формируя героический миф о собственной армии. Тем не менее, иногда случался перегруз мозга и выплескивалось нечто, не связанное с пропагандой, а просто – крик души.

Как пример такого срыва можно привести историю одного стихотворного произведения, принадлежащему перу фронтового журналиста Твардовского. Он прибыл подо Ржев, где проводилась крупнейшая стратегическая наступательная операция «Марс», которой командовал известный «полководец» Жуков и отвлекающим наступлением для которой служила операция «Сатурн», уступавшая Марсу как по численности войск, так и по их качеству, в частности – в ударных соединениях. Она должна была оттянуть на себя часть войск с ржевского направления и Жуков должен был вывести свои войска на оперативный простор – развивая наступления на Юг, перерезая все коммуникации противника и замыкая его силы в гигантский мешок. Но не сложилось. Жуков гнал и гнал войска по одним и тем же направлениям, на все те же самые укрепрайоны. В письмах домой германские военные говорили о том, что они не могли поверить своим глазам, как бездарно, на убой гнало руководство красной армии все новые тысячи бойцов. Не выдерживали стволы пулеметов, не выдерживала психика солдат Вермахта, но Жуков действовал шаблонно и тупо. Кстати, отвлекающая операция оказалась успешной и вошла в историю как Сталинградская наступательная операция.

Именно эту мясорубку и увидел Твардовский. В своих дневниках он писал о физической боли, которую причиняло это зрелище. Из той командировки он приехал опустошенным и лишь спустя время, написал свои знаменитые строки:

Я убит подо Ржевом,

В безымянном болоте,

В пятой роте,

На левом,

При жестоком налете.

 

Я не слышал разрыва

И не видел той вспышки, –

Точно в пропасть с обрыва –

И ни дна, ни покрышки.

 

И во всем этом мире

До конца его дней –

Ни петлички,

Ни лычки

С гимнастерки моей.

В общем, журналисты были на войне и писали в меру своего таланта и в рамках дозволенного, но они там были и многое видели. В связи с этим, возникает закономерный вопрос о том, почему нашу журналистику совершенно не интересует наша война? Ответ может быть либо частичным, либо общим. Частичный выглядит так: они или не журналисты, или не наши журналисты. Общий ответ еще более очевиден – они не наши и не журналисты.

Они заняты обслуживанием различных денежных мешков, действуя в стиле проституток. Их нет на передке, их нет в госпитале, они не стоят на одном колене, провожая в последний путь павших воинов. Им не интересны те невероятные изменения, которые происходят в нашей армии. Им плевать на то, что наша оборонная промышленность начала выпуск новейших образцов оружия. Они не несут читателям радостных вестей о поставках оружия от наших партнеров. Они просто молчат на эту тему. Итак, эти люди, называя себя профессионалами, последовательно и неотвратимо игнорируют главную тему страны.

Но свято место пусто не бывает. В эпоху информационных технологий, люди находят замену проституированной журналистике и генерируют свои новостные и информационные потоки. Они – адекватны, насыщены и информативны. Не удивительно, что по студиям телевизионных каналов кочуют «журналисты», у которых берут интервью «журналисты». Они перешли в режим самообслуживания до тех пор, пока богатый дядя не закажет им конкретный материал. Но нам эта дрянь уже не интересна. Они это все больше рассказывают для себя и заказчика. Сейчас они усиленно забивают последний гвоздь в гроб своей профессии.