Похоже на то, что сейчас – самое время обратить внимание читателей в направление, обратное тому, куда сейчас устремили взгляды все. Там громыхают громы и молнии, звучат обвинения и разоблачения и проходят прочие громкие демонстрации. Под этот шум уже как-то забыто, что идет война и там гибнут наши мальчишки. Сегодня под Водяным погиб 20-ти летний юноша, который так и не увидит нашей победы и того, за что же он сражался и сложил свою молодую жизнь. Куда более интересны эволюции Насирова, который то лежит бездыханный, в клетчатом одеяле, то вдруг воскресает, то снова становится самым тяжело больным человеком, возможно даже с пропеллером. И вот за этим цирком уже ничего не видно. Причем, не видно повседневных вещей и чего-то большего.

Автор прекрасно помнит события 23 летней давности, когда началась Первая Чеченская война. Еще тогда было понятно, что телевизор дает не весь спектр событий, хотя тогда еще можно было услышать позицию того же Джохара Дудаева, первого президента Ичкерии. Его речи не казались причитаниями фанатика или кровожадного монстра. Как не странно, говорил он довольно правильные вещи и тогда уже возникало подозрение о том, что позиция российских властей – насквозь фальшива и что верить им – себя не уважать.

Но нам интересно то, как Россия подавлял Чечню. Вернее не как, а кем. В основной массе это были солдаты срочной службы. Уже потом, просматривая кадры документальной хроники, где зафиксированы радиопереговоры федералов и чеченцев, обратило на себя внимание то, что чеченцы почти постоянно предлагали командирам российских войск не губить пацанов. Некоторые чеченцы задавали россиянам вопрос, суть которого становится ясной только сейчас, а звучал он примерно так: как же вы сможете смотреть в глаза их матерей, что вы им скажете?

Сейчас то мы знаем, что российские военные и не собирались смотреть в глаза матерям погибших срочников и уж тем более – что-то им объяснять. Их главнокомандующий Путин, задолго до военной доктрины, призывающих российских военных стрелять из-за спин мирняка, четко сформулировал свое отношение к родственникам погибших военных. После встречи с матерями и женами моряков погибшей подлодки Курск, он назвал их десятидолларовыми шлюхами. Собственно говоря, это сталоценным дополнением к тому, что когда-то сказал, по поводу высоких потерь, обожаемый россиянами Жуков: «бабы еще нарожают». Это всегда было, есть и будет – пушечное мясо и шлюхи.

Так вот «боевики», как тогда называли борцов с режимом, имели представление о том, что уничтожение совсем молодых пацанов – не очень правильное дело, даже если это – солдаты противника. По этой причине, чеченцы всячески старались избегать такого расклада, но если эти предложения отвергались, то паковали груз 200 всеми доступными способами.

Как минимум, несколько эпизодов российской войны в Украине и Сирии, были проиграны с использованием тех самых «срочников», которых пачками укладывали в Чечне. Причем, в обоих местах именно Москва регулировала градус накала противостояния и вполне могла не допускать использования солдат срочной службы и тем не менее – использовала их, что вело к неизбежным потерям.

А теперь представим, что Россия оказалась не в роли агрессора, а в роли жертвы. В этом случае, срочник пошел бы под нож в первом эшелоне. Тут не ни малейшего сомнения, ибо так было всегда. Мы не зря привели пример Чечни, ибо эта война – из того же разряда. Там такой менталитет.

Собственно говоря, до 2014 года, наша армия была не слишком отличимой от российской. Командный состав воспитывался на одних и тех же примерах и наверное – по одним учебникам. Поэтому и потери должны были повторить то, какими они были у россиян в Чечне.

Однако же, за три года мы можем пощупать руками фундаментальные различия нашей армии и армии противника. Наша воюющая армия, отбивающая нападение агрессора, состояла из добровольцев, мобилизованных и контрактников, а теперь уже полностью состоит из профессиональных военных. Всего за три года мы имеем то, о чем только вели разговоры десятилетиями и то, невозможность чего доказывали почти все специалисты.

Это уже свершившийся и бесспорный факт. Мы имеем совсем другую армию, и противник это уже понимает, как понимает и то, что мечты о блицкригах уже протухли. Но все это сделали десятки, сотни тысяч людей. Своим трудом, своей борьбой, своим здоровьем, своей жизнью – сделали. Это видят наши военные, наши партнеры и наши враги. Но почему же это отказывается видеть часть нашего общества? Почему они разгоняют губительный тезис «все пропало»?

Да, понятно, что хотелось бы всего и сразу. Хотелось бы, чтобы люстрация прошла как надо, чтобы сдохла коррупция, чтобы правоохранители занимались своей работой, чтобы судьи судили, а чиновники не крали. Но главное, мы хотим, чтобы все это случилось очень быстро. Тут следует заметить, что все грустные вещи, которые портят нам настроение, делают люди не с Марса или другой планеты, а наши знакомые, близкие или родственники. Они имеют свойство меняться с тою же скоростью, что и мы. С этим ничего не попишешь.

Есть вариант серьезного ускорения изменений – массовые казни. Например, зашли в суд, вывели судей и к стенке. Так же и с прокуротурой и другими органами, включая и ВР. Но как только мы согласимся на эти методы, мы получим совсем другую страну. Ведь такое легко начать, но очень трудно закончить.

Поэтому, стоит внимательно присматриваться не только к клетчатому одеялу, но и к тому, что несомненно уже изменилось в лучшую сторону. На самом деле, кроме армии, есть достаточно много подобных примеров. Если их намеренно не замечать, то невозможно будет видеть положительной динамики, а раз так, то рано или поздно придет разочарование.

Но фокус в том, что три года назад процесс превращения в нормальную страну только начался. Средняя дистанция пути 15-20 лет. Война не может не повлиять на этот срок в ту или иную сторону. Мы прошли всего пятую или седьмую часть пути. Нам надо настойчиво двигаться в нужном направлении, а не садиться на пенек и курить. Никто не получал новую страну по одному щелчку, и мы ее так не получим. Пока будем в пути – будет не легко. Вон румыны уже сколько идут к своей цели и что у них происходит уже на второй половине дистанции? А мы лишь недавно ушли со старта и это не спринт, а марафон, где надо точно рассчитать свои силы, выдержку и способность к борьбе. Только так – победим.