Сегодня в районе обеда был на Майдане. Прошелся по Груше и Институтской, везде – цветы, свечки и много народу. Не знаю как кто, а я легко идентифицировал людей, которые пришли сюда для того, чтобы вспомнить события трехлетней давности и просто побыть в этом месте, наедине со своими мыслями. По большей части, эти люди ходили по одному. Такие эмоции, такие мысли лучше оставить при себе. Но были группки по два-три человека. Их тоже можно было идентифицировать как участников Майдана. Что самое важное, эти люди пришли самостоятельно, по одним им известным причинам. В руках – гвоздики, в глазах – боль.

Что касается полиции. Ее много. Очень много. Насколько оправдано такое большое количество – трудно сказать. Посмотрим по событиям, но автор пообщался с несколькими полицейскими на самом Майдане и на Грушевкого, напротив стадиона Динамо. Заводил разговор ни о чем, нейтральный или о том, что происходит вокруг. Пускай меня простят читатели, автору удалось несколько раз попасть на адекватных полицейских. Общались легко и как нормальные люди, хотя сначала явно ожидали провокации. Но после того, как поняли, что подвоха нет – общение было совершенно адекватным и непринужденным.

На Грушевского, напротив мемориала Жизневскому, автор вышел на обочину проезжей части, там рядом стояли трое полицейских у которых уточнил по поводу того, отсюда ли вчера «протестующие брали брусчатку». Говорят, что вчера здесь не стояли, но знают, что отсюда. Говорят, что сами в шоке от того, как у кого-то поднялась рука разбирать этот мемориал. Это говорили хлопцы в черной форме, которых сегодня называют «псами Авакова». Тут речь не об Авакове и не о той мрази, которую не вычистили из МВД, а вот об этих трех парнях в форме. У них адекватности оказалось куда больше, чем у тех, кто пытался разобрать памятное место одной из первых жертв Майдана.

Постоял на том месте, где проходила линия баррикад на Груше. Почему-то вспомнился не так вид этих баррикад, а запах. Эта смешанная гарь, а под ногами – протаявшие каньончики льда, по которым течет горькая от золы вода. Вот эта смесь запахов останется, как дух Майдана. И вот пока смотрел на место гибели Жизневского, услышал голос женщины, которая обращалась ко мне. Повернулся и увидел даму лет 60, которая спросила меня:

– Що, спогади не відпускають?

И рассказала, как они с мужем возили шины на Майдан, как на выезде из города их остановил наряд милиции, заставив открыть багажник, а там остались круглые следы снега от шин и как один из милицейских их быстренько отпустил, сказав, что снег сметать надо, чтобы не попасть в неприятности. А еще она рассказала, как с женщинами возила дрова, когда машины до Майдана уже не пускали, как ходили посмотреть на то, кто же эти «титушки в Мариинском» и что там увидели. Сейчас мы это видим в лугандоне и иногда это снова возвращается сюда, а я ей рассказал, что за несколько часов до штурма Майдана, когда погибла большая часть Небесной Сотни, я поднимался к пешеходному мосту, ведущему в Мариинский парк. Там была самая дальняя баррикада и ее держали человек 8 з Коломиї. С другой стороны моста были бойцы ВВ, а деревянное покрытие мостика было наполовину выжжено. Ни я, ни эти ребята еще не знали, что за бойцами ВВ, в нескольких сотнях от этого места, титушки обезглавливали и потрошили плененных майдановцев. Мы тогда представить не могли, с каким адом мы стояли рядом и тогда я спросил молодого паренька, не страшно ли тут стоять, вдали от основных наших сил перед крупной группой противника. Он тогда мне ответил как старый, умудренный опытом, человек: – Мы устали бояться. Больше не хотим!

Через несколько часов началась бойня. Перед отелем Днипро, на тротуаре, нарисованы контуры тел, погибших майдановцев. Надеюсь, что верхняя баррикада успела отойти вниз. Вот так поговорили и дама пожелал мне увидеть то, за что мы тут боролись и за что погибли эти мальчишки.

А когда шел по Хрещатику в сторону Бессарабки, увидел другое. Шла колонна молодых людей с другими глазами. Шли организованно с флагами ПС и белыми флагами «патриотов». По ним было видно, что идут они не за тем, за чем туда пришел автор или его собеседница. Не за тем.