Бизнес монахов

Отец Арсений выглядит лет на 60, хотя кто его знает, ведь бороды монахов прибавляют им лет по 20. Он настолько известен, насколько может быть известен монах: все в Афинах знают его. Г-н «Мозг», номер два, финансовый директор операции.

Монах сопровождает меня в обеденную залу и усаживает меня на почетное место, прямо рядом с высшим духовенством. Во главе стола – Настоятель отец Ефраим, подле него –  отец Арсений.

Большую часть того, что едят монахи, они выращивают сами. В грубых чашах лежит сырой неразрезанный лук, зеленые бобы, огурцы, помидоры и свекла. В другой чаше лежит хлеб, испеченный монахами из собственноручно выращенной пшеницы. Здесь же стоят кувшин с водой и апельсиновый щербет и медовые соты, недавно вытащенные из какого-то улья, на десерт. Вот, в общем-то, и все. Монахи едят как фотомодели перед работой. Дважды в день четыре дня в неделю, и еще один день три раза. Всего 11 трапез, и все примерно такие. Возникает естественный вопрос: почему некоторые монахи тучные? 90% монахов монастыря, выглядят в полном соответствии с этим режимом питания: кожа да кости. Но горстка монахов, включая двух боссов, имеет телосложение, которое никак не объяснить 11 порциями сырого лука и огурцов, вне зависимости от того, сколько меда в сотах они употребили.

После трапезы монахи возвращаются в церковь, где они и пребывают, говоря нараспев, исполняя песни и воскуривая фимиам до часа ночи. Отец Арсений приглашает меня к себе. Мы проходим в его рабочий  кабинет. На столе 2 компьютера, факс и принтер, довершает картину сотовый телефон. Стены и пол сияют как новые. В шкафу ряд за рядом стоят файлы, и единственным указанием на то, что это не современный бизнес офис является одинокая икона на столе.

«Сейчас существует больше, чем духовная жажда», – говорит Арсений в ответ на мой вопрос, как монастырю  удалось привлечь столько важных деловых людей и политиков. «20 или 30 лет назад все считали, что наука решит все проблемы. Существует так много материальных вещей, но они не приносят удовлетворения. Люди устали от материальных удовольствий. И они осознают, что не могут преуспеть, находясь лишь в материальном мире». Рассказывая все это, он берет трубку телефона. Мгновение спустя появляется серебряный поднос с пирожными, стаканами и бутылкой ликера.

Так началась наша трехчасовая беседа. Я задавал простые вопросы: С какой стати кому-то становиться монахом? Как вы обходитесь без женщин? Как люди, которые по 10 часов в день проводят в церкви, находят время, чтобы строить империи недвижимости? Почему у Вас здесь, где все питаются хлебом и луком, вдруг оказался ликер? А он отвечал 20-минутными притчами, в которых видимо и крылся простой ответ. (Например, «Я полагаю, что есть много более прекрасных вещей, чем секс».) Пока он рассказывал, он размахивал руками, улыбался и смеялся: если отец Арсений чувствовал свою вину в чем-то, у него редкий дар, позволяющий это скрывать.

Как и многие люди, приезжающие в Ватопеди, я не был полностью уверен, что же я здесь ищу. Я хотел понять, было ли это прикрытие для чьей-то коммерческой империи и не лукавят ли монахи. Мне было интересно как эта группа странно выглядящих мужчин, вроде как отошедших от материального мира так хорошо наловчились в этом мире жить: каким образом именно эти монахи оказались самыми прожженными греками?

В течение почти двух часов я набирался смелости задать этот вопрос. К моему удивлению, он воспринял мой вопрос серьезно. Отец Арсений указал на надпись на одном из своих шкафов и перевел ее с греческого: «Там, где дурак требует, умный уже все забрал».  «Дурак страдает от гордыни», – говорит он. – «Дескать, все должно быть так, как он хочет. То же справедливо в отношении заблуждающегося или ошибающегося человека: он всегда пытается оправдать себя. Человек праведный в духовном отношении скромен. Он принимает то, что другие говорят – критику, идеи – и работает сними».

Я замечаю теперь, что раскрытые окна балкона выходят на Эгейское море. Монахам не позволяется в нем плавать; почему нельзя, я никогда не спрашивал. Это так похоже на них: сперва построить дом на пляже, а потом запретить пляж. Я также замечаю, что я – единственный, кто ел пирожные и пил ликер. Меня осеняет, что я, должно быть, провалил некий тест на способность удержаться от искушения.

«Все правительство ополчилось на нас», – говорит он,-  «только у нас нет ничего. Мы работаем на других. Греческие газеты вызывают нас корпорацией. Но я спрашиваю Вас, какая корпорация имеет историю в 1000 лет?»

В этот момент из ниоткуда появляется отец Ефраим. Полный, с румяными щеками и белой бородой, он является живым воплощением Санта Клауса с искорками в глазах. За несколько месяцев до нашей встречи он давал свидетельские показания в греческом парламенте, захотевшем узнать, как могло греческое правительство обменять не имеющее цены озеро на ценнейшую коммерческую недвижимость и передать ее отцу Ефраиму.

«Вы не верите в чудеса?» – спросил отец Ефраим. «Начинаю верить», – ответил член греческого парламента.

После представлений отец Ефраим сжимает мою руку и держит ее очень-очень долго. Мне приходит в голову, что он сейчас спросит, что я хочу в подарок на Рождество. Вместо этого он спрашивает о моем вероисповедании. «Член епископальной церкви», –  вру я. Он кивает, обдумывает: могло быть и хуже. «Женаты?», –  спрашивает он. «Да». «Дети есть?» Я киваю, а он думает: Я могу работать с этим. Он спрашивает их имена…

Предыстория скандала

В конце 80-х Ватопеди был в руинах: кучка камней, переполненных крысами. Фрески были черны. За иконами не ухаживали. В монастыре был десяток самостоятельно живших и неорганизованных монахов, бродивших вокруг старинных камней. Молились они когда кому вздумается: их духовное странствие предполагало автономность.

Все изменилось в начале 1990-х, когда группа напористых молодых греков-киприотов с другой  части Афона во главе с отцом Ефраимом нашла возможность реставрации  сказочного имущества, которым невероятно плохо управляли. Отец Ефраим занялся поиском денег, чтобы восстановить былую славу Ватопеди. Он надоедал культурному фонду Евросоюза. Он  общался с богатыми греческими бизнесменами, искавшими искупления грехов. Он культивировал дружбу с влиятельными греческими политиками. Во всем этом он проявлял неимоверное нахальство. Например, после того как известная испанская певица посетила Ватопеди и проявила к нему интерес, он встретился с правительством Испании и рассказал им об ужасающей несправедливости XIV века, когда банда каталонских наёмников ограбила Ватопеди и причинила монастырю значительный ущерб. И что? Ватопеди получил 240,000 долларов от испанского правительства! Еще раз, четырнадцатый век – это время Куликовской битвы, время жизни Андрея Рублева – то есть, очень, очень и очень давно. Кстати, как будет «откат» по-гречески, а заодно и по-испански?

Но самым важным достижением отца Ефраима было проведение раскопок  вокруг старой башни, где  хранились византийские рукописи. Веками византийские императоры и другие руководители страны даровали Ватопеди земли, расположенные, главным образом, в современной Греции и Турции. За годы до приезда Ефраима греческое правительство отобрало большую часть этой собственности, но сохранилось право собственности, датированное XIV веком и подписанное Императором Иоанном V Палеологом на озеро в северной Греции.

К тому времени, когда Ефраим обнаружил в хранилище Ватопеди документ о передаче права собственности на озеро, озеро имело статус государственного заповедника. И вот, в 1998, произошло первое чудо: статус заповедника был снят и сразу  после этого монахам предоставили полные права на озеро.

Оказавшись снова в Афинах, я разыскал Питера Дукаса, официального представителя Министерства финансов, к которому сначала обращались монахи из Ватопади. Дукас оказался в центре двух парламентских расследований, но, как ни странно, он единственный человек в правительстве, готовый открыто говорить о том, что произошло. В отличие от большинства людей в греческом правительстве, Дукас не всегда был чиновником, он сколотил состояние в частном секторе, как в Греции, так и за ее пределами, а затем, в 2004, по приглашению премьер-министра, занял пост в Министерстве финансов. Ему было тогда 52 года, и большую часть своей карьеры он был банкиром в Нью-Йорке. Он оказался высоким блондином с громким голосом, откровенный и веселый.

Именно благодаря Дукасу греческому правительству удалось выпустить и успешно продать свои долгосрочные долговые обязательства. В прошлом,  когда процентные ставки были низки, и никто не видел риска в предоставлении ссуды греческому правительству, он уговорил своих начальников выпустить облигации со сроком погашения через 40 и 50 лет. Это теперь заголовки греческих газет кричат: «Дукас заложил будущее наших детей», но дело в том, что в то время это казалось очень хорошим выходом из сложного положения. Долгосрочные облигации, выпущенные на сумму в 18 миллиардов долларов, сейчас продаются по 50 центов на доллар, другими словами, греческое правительство могло бы выкупить свои долговые обязательства на открытом рынке за полцены. «Я создал им прибыль в размере 9 миллиардов долларов», – говорит Дукас, смеясь. – «Они должны дать мне премию!»

Вскоре после того, как Дукас начал работу на новом месте, отец Ефраим и отец Арсений появились в его офисе в Министерстве финансов. Им принадлежало это озеро, и они хотели, чтобы Министерство финансов заплатило им наличные деньги за него. «Кто-то  дал им право собственности на озеро», – говорит Дукас, – «и они хотели обналичить это право». Дукас чувствовал, что перед встречей они проделали громадную работу. «Первое что, они спросили меня, не хотел бы я исповедаться». Вместо исповеди Дукас сказал им, что не даст им денег за озеро, которым монахи завладели неизвестно как. Дукас сказал: «Послушайте, вопреки широко распространенному мнению, в Министерстве финансов нет никаких денег». И они сказали: «Хорошо, если Вы не можете выкупить нашу собственность, почему бы Вам не дать нам какие-то из своих участков земли?».

Отличное предложение: обмен озера, не приносившего  прибыли, на правительственную собственность, приносившую значительную прибыль! Но, так или иначе, монахи убедили правительственных чиновников, что земля вокруг озера стоила, намного больше, чем 55 миллионов евро, в которые ее оценил независимый (но, вероятно, хорошо благословленный монахами) оценщик. Поэтому в обмен монахи попросили государственную собственность стоимостью в один миллиард евро.

Дукас отказался давать им любую землю, находящуюся в ведении Министерства финансов. Тогда монахи обратились к с той же просьбой к другому источнику земель – в Министерство сельского хозяйства. Дукас вспоминает: «Я получил звонок от Министра сельского хозяйства, который сказал, что «мы отдаем им свою землю, но этого недостаточно. Почему бы Вам тоже не отдать кусочек Вашей земли?» После того, как Дукас отказался, он получил еще один звонок, на этот раз из канцелярии премьер-министра. И снова он сказал нет. Затем он получил документ, согласно которому он должен передать правительственную землю монахам, а от него требуется только подпись. «Я сказал, что не подпишу, черт вас возьми».

И он не подписал — по крайней мере, не в его первичной форме. Но канцелярия премьер-министра давила на него, монахи, как казалось Дукасу, оказывали влияние на руководителя персонала канцелярии премьер-министра. Этим человеком был и был уже упоминавшийся Джанис Ангелу, который познакомился с монахами за несколько лет до этого, сразу после того как у него нашли смертельно опасную болезнь. Монахи молились за него, и он не умер, а удивительным образом излечился. А не может ли быть, что монахи просто попросили врача поставить ужасный диагноз?

К тому времени Дукас уже считал этих монахов не просто мошенниками, а самыми опытными бизнесменами, с которыми он когда-либо имел дело. В конце концов, под давлением руководства, Дукас подписал два листка бумаги. Первый документ говорил о том, что собственность монахов не может быть оспорена, а второй документ сделал обмен земли возможным. Все это не давало право монахам на земли Министерства финансов, но, соглашаясь принять их озеро в портфель недвижимости Министерства финансов, Дукас  дал право на жизнь их сделке с министром сельского хозяйства. В обмен на озеро, монахи получили 73 различных правительственных объекта, включая то, что прежде было гимнастическим центром Олимпийских Игр 2004 года, который, как и большая часть того, что греческое правительство построило для Олимпийских Игр, было теперь пустым и заброшенным. «Вы полагаете, что они – святые люди», – говорит он. –  «Возможно, они хотят построить там приют».

Но как оказалось, монахи хотели создать империю коммерческой недвижимости. Они начали с убеждения греческого правительство сделать то, что оно редко делало: изменить статус большей части некоммерческой недвижимости на коммерческий. Помимо и сверх всех земель, которые попали под процедуру обмена, – согласно более поздней оценке греческого парламента стоимость недвижимости составляла миллиард евро – монахи еще получили 100% финансирование на покупку коммерческих зданий в Афинах и на развитие недвижимости, которую они приобрели. Прежний центр гимнастики Олимпийских Игр должен был стать дорогой частной больницей. Затем, с помощью греческого банкира, монахи создали так называемый Фонд Недвижимости Ватопеди. Предполагалось, что инвесторы фонда выкупят у монахов всю недвижимость, переданную им правительством, а монахи используют эти деньги на реставрацию монастыря.

Из древней жалованной грамоты на ничего не стоящее озеро эти два монаха создали то, что оценивалось в  миллиард долларов. А ведь бизнес начался с того, что кроме искупления грехов продавать им было нечего.

Костер цивилизации

Накануне моего отъезда греческий парламент проголосовал за увеличение пенсионного возраста, уменьшение государственной пенсии, иными словами за ухудшение качества жизни служащих госсектора. Премьер-министр Папандреу представил законопроект так же, как он представлял все с момента обнаружения дыры в отчетности, – не как собственную идею, а как ультимативное требование МВФ. Папандреу исходил из того, что сами греки никогда не согласятся чем-то пожертвовать, но могут услышать такой призыв, если он исходит извне. Иными словами, греки более не способны сами управлять своей страной.

Тысячи и тысячи госслужащих вышли на улицы, чтобы опротестовать законопроект. Здесь были все: и  сборщики налогов, берущие взятки, и учителя, которые не желают учить, и великолепно зарабатывающие работники обанкротившихся железных дорог, чьи поезда никогда не ходят по расписанию, и работники  государственных больниц, которые требуют взятки с больных и крадут лекарства. Это была толпа народу, готовых обвинить любого, кроме самих себя. Работники греческого госсектора собираются в подразделения, которые напоминают армейские взводы. В середине каждой колонны два или три ряда крепких молодых людей с дубинками, плохо замаскированными под древки флагов. Лыжные и марлевые маски свисают у них с поясов. Они нужны им, чтобы продолжать драться с полицией после применения слезоточивого газа.

«Заместитель премьер-министра сказал нам, что ожидает, по меньшей мере, один смертельный случай», – сказал мне греческий министр. – «Они хотят крови». Двумя месяцами ранее, 5 мая, во время одного из первых маршей протеста, толпа уже показала, на что способна. Увидев людей, работавших в отделении банка, молодые люди бросили коктейли Молотова внутрь, разлили и подожгли бензин, отрезав выход. Большая часть работников банка убежала через крышу, но пожар убил 3 работников, включая молодую женщину на 4 месяце беременности. А пока они умирали, греки на улицах кричали, что так им и надо, что это им за то, что они осмелились работать. Происшествие случилось на глазах полиции, однако полицейские никого не арестовали. Во время забастовки, любой работник частного сектора, продолжающий работать, находится в опасности, как не проявляющий солидарности с бастующими. Были дни, когда в Афинах все магазины и рестораны были закрыты – люди боялись работать.

Увидим ли мы дефолт Греции? Одни утверждают, что выбора нет: сами меры правительства по снижению издержек и увеличению государственных доходов приведут к тому, что остаток продуктивной экономики покинет страну. Налоги ниже в Болгарии, рабочие более сговорчивы в Румынии. Но есть и еще более интересный вопрос: Даже если допустить, что есть возможность выплатить всю задолженность, захотят ли греки жить по средствам, ответственно подходить к своим гражданским обязанностям и возродить свою государственность? На первый взгляд, невыполнение обязательств по своим долгам кажется сумасшествием: все греческие банки немедленно превратятся в банкротов, а страна потеряет какую бы то ни было способность оплачивать столь необходимый импорт (нефть, например). На много лет вперед, Греции придется платить намного более высокие процентные ставки, и это если ей когда-нибудь позволят одалживать снова. Но Греция не поступает как общество, а поступает как сборище атомов,  каждый из которых привык следовать собственным интересам за счет общего блага. Не возникает сомнений в том, что правительство намерено, по крайней мере, попробовать воссоздать общественное сознание в Греции. Единственный вопрос в том, может ли оно быть воссоздано после того, как однажды его не стало?

 

Напомню, все это было написано осенью 2010 года. Еще не было Ципраса и всех этих баталий, а звоночки не просто шли, а стоял колокольный звон. Если затыкать уши, звон не прекратится.