Последний поход диктатора

0_ac56d_c3039b80_XL

От автора. Это странный и не форматный текст, который появился спустя долгое время после смерти одного диктатора и накануне смерти другого.

Он умирал. Ему не было ни больно, ни тяжело, просто он знал, что в этот раз выкарабкаться не удастся. Он просто встал и утерял ощущение верха и низа. Ноги не понимали, куда нести его тело, а руки оказались вовсе бесполезными. По тому, как резко приблизился, а затем подпрыгнул и оказался прямо перед глазами ковер, он понял, что упал и лежит на полу. Звук падения утонул в мягких недрах ковра, а может просто  пропало ощущение звука. Хотя звук был, но это был новый, очень высокий и звенящий, тон, который пронизывал всю голову, входя откуда-то из пола и уходя в потолок. Вернее, даже не так. Восприятие пола и потолка ушло вместе с утратой ощущения верха и низа. Звук просто входил в голову и выходил из нее.

Следующее, что стало очевидным, это ушедшая способность управлять телом. Шевелить руками и ногами не хотелось, но уже и не представлялось возможным. Единственное, что можно было предположить с большой долей вероятности, это позиция головы. Она лежала на щеке. Впрочем, на какой именно, уже не имело смысла. Это ощущение возникало не от тяжести, а от чувства влаги, которая растекалась под щекой. Наверное, рот оказался открытым и текла слюна.

Пожалуй, надо кого-то позвать, но представление о том, как это можно сделать и стоит ли делать вообще, уже не было. Он еще понимал, что несколько мгновений назад его тело внушало трепет окружающим, его имя произносилось с еще большим трепетом, чем имя Иисуса, а его взгляд мог просто убить. Как же могло случиться, что теперь он не может преодолеть невидимую и неведомую силу, которая лишила его всего могущества? Впрочем, о могуществе уже думать не хотелось, ибо смерть уже совсем рядом. Была мысль собраться с силами и принять последнюю позу борца и властелина, но способность мыслить в таком ключе тоже вытекала из него, как и слюна. Он успокоился. Вспомнил формулу, которая дала ему покой: мертвые сраму не имут.

И вот, когда покой и умиротворение стали уносить последние проблески его сознания, к нему не то наклонилось, не то – возникло какое-то лицо. Это был бородатое лицо здорового детины. Хоть видны были только голова да плечи, он смог оценить размеры незнакомца. Тот пристально посмотрел ему в глаза и вдруг оказалось, что, утратив любую возможность двигаться, он стал понимать содержание взгляда. Оказалось, что взгляд содержит намного больше смысла, чем то, что можно передать словами. И он увидел взгляд разочарования. Как будто детина сказал: «Не тот». Через секунду комната опустела. Куда делся здоровяк, он так и не понял, однако пришло понимание того, кто именно это был. Вдруг стало отчетливо ясно, что разные народы называли его по-разному, но к нему он явился как Перун и не принял его.

Вдруг он понял, кто сейчас явится. И действительно, рядом с его лицом оказалось лицо другого человека. Оно было несколько необычно и могло принадлежать как мужчине, так и женщине. Но он знал, кто это. Глаза напротив не сверлили испытующим взглядом. Пришедший знал, кто перед ним и почему так тяжело уходит, а потом просто исчез.

В этот момент исчезло восприятие света. Он перестал видеть глазами, но картины перед ним выстраивались очень четко, намного четче обычного зрения. Он лежал, но вот так лежа полетел вдоль вереницы разных лиц, мужских, женских и детских. Это не было проматывание фильма жизни к началу. Видения были абсолютно не знакомыми. Людей этих он не знал, а мест не узнавал, но понимал, что люди не живые и что он повинен в их смерти. Они смотрели на него без ненависти и даже без осуждения. Просто смотрели, как он проплывает мимо. Потом лиц стало настолько много, что они слились в мелкий, едва различимый узор. А он все двигался в неизвестность.

В тот момент, когда потухло и это видение, а восприятие всего почти отключилось, он то ли увидел, то ли услышал, что рядом с ним кто-то есть. А потом различил разговор о нем, на смутно знакомом, но абсолютно понятном языке. Это был даже не разговор, а скорее шепот. Говорили о нем, но его в разговор не приглашали. Голоса были высокими, но сиплыми. Говорили что-то о том, что он их стыдил и высмеивал. Говорил, что сам делает то, что они вынуждены делать только втроем, и смеялся, показывая свою власть. Он увидел эту сцену и прожил снова тот момент, когда показывал свое могущество. Тогда он сказал: Вот здесь я черкну пером, и прекратится жизнь тысячи человек в одно мгновение. Он помнил. Это были его слова, и он действительно так сделал тогда. Это было так давно. Тогда была сила и власть. А сейчас он даже не понимал, жив он или мертв.

И в этот момент он увидел перед собой три лица пожилых женщин, слитых в одно лицо. Оно приблизилось и ему даже показалось, что ухмыльнулось. А потом очертания еще двух лиц уступили одному, и он понял, что это мойра Атропос, а в руках у нее ножницы и нить. Его нить. Это было последнее, что ему удалось воспринять, а потом уже ничего не было, просто его вернула себе Вечность.