Ответный ход императора (Часть 1)

Из серии «Неугомонный император»

Он сидел на своем златом троне, и сапфиры, навешанные на него, как-то мрачно поблескивали в этот осенний вечер. Император опер голову на кулак правой руки и смотрел вдаль. Такой взгляд бывает, когда пациент смотрит не в какую-то определенную точку, а сквозь время или в другую реальность. Ноги его не доставали до пола и он непроизвольно болтал ими в воздухе. В последнее время у него не было настроения, ибо новости всегда были так себе. Даже хорошие с виду, они  содержали червоточину, и он уже стал побаиваться хороших новостей которых, впрочем, было не так много. Он даже сделал вывод о том, что лучше пускай будут умеренно плохие новости, чем радостные, оборачивающиеся крупными неприятностями.

Он хорошо помнил о том, как его люди ездили измерять высоту шпиля «Солсберецкого» собора, и как потом он смотрел новости из госпиталя, где должен был отчалить некто Скрипаль. Все было хорошо, они даже с министром обороны хорошо тогда набрались водки под икру, и даже министра иностранных дел напоили, хотя он больше по порошку выступал. А потом – бац и все пошло наперекосяк. Пусть лучше стабильно плохие, но не фатальные новости. Вот космос, например, или нет – потенция, хотя это уже не тема для расстройства. Сейчас он ждал Поприарха для того, чтобы решить, что делать дальше. Создалась какая-то странная ситуация, обычно его все ждали, а тут он сидит посреди трона и ждет директора своей церкви. Однако, настроение было скорее меланхоличным, чем раздраженным и потому – он смотрел просто в пространство.

Церемониймейстер в сурковой шапке мягко хлопнул ушами, и из-за колонны дорогого итальянского мрамора вышла престарелая дива и не очень громко затянула: «Меланколие, дуче мелодие». Император вздрогнул и церемониймейстер взглядом показал ей убираться. Та не выдержала это взгляда и рухнула замертво. Холопы мгновенно схватили ее за ноги и утащили за колонну. Создалась тягучая пауза, которую трудно было разрядить, и в этот момент распахнулись огромные двери и гвардейцы впустили сутулую фигуру Поприарха. Он поклонился, вошел в зал, приблизился к трону и поцеловал высокий ботинок императора.

– Ну? – император грозно уперся взглядом в священника.

Тот ссутулился еще сильнее, и над его белой каской с крестом высоко возвысился посох, украшенный крупными бриллиантами. Он что-то виновато и очень тихо прошамкал, исподлобья поглядывая на императора, и понял, что этим расстраивает его еще больше. Тогда он громко кашлянул и издал еще какой-то низкий звук, от которого сутана стала похожа на парашют или колокол и нараспев начал:

– Житие мое…

– Какое житие твое? Пес смердящий! – резко оборвал император.

– Азм еси – лихорадочно продолжил архипоп.

Из-за трона, обливаясь потом, попу размашисто семафорил вельможа в сурковой шапке и шепотом подсказал:

– Паки-паки!

– Ладно клоуны, – вдруг смягчившись от этой сцены, сказал император, – что мы со всем этим теперь делать будем?

Присутствующие знали, что вернуть расположение императора можно было только демонстрацией своего верноподданического раболепия и страхом, нет – ужасом от его гнева. Это всегда срабатывало, просто надо было играть без фальши, ибо если бы император ее узрел – чая с полонием уже не избежать. Он не прощал, когда смеялись над его могуществом, ростом и длиной его носа. Помнится одна гимнастка сравнивала его нос с брусьями, а самого его – со спортивным снарядом – конем, но потом как-то не искренне восхитилась его габаритами и еле отмолила себе  возможность не пить тот злополучный чай, и даже неплохое рыбное место намолила, но в фаворе она уже никогда не была. Оттого она сугубо загрустила и наела себе такой портрет, что ни брусья, ни конь ее уже не выдержат.

– Все, святой отец, профукал ты церковь. Мог бы этот балахон уже и не надевать, пришел бы в джинсах и кроссовках, да и бороду свою козлиную мог бы сбрить. Ты знаешь, что ты теперь уже даже не раскольник, а просто – никто, а церковь твоя – никак? Что с этим делать теперь? Не сегодня – завтра, там скажут, что по учетам у них нет никакой московской церкви и что дальше?

– Не вели казнить, вели слово молвить?

– Уже велел. Давай, расскажи как до жизни такой докатился?

Император встал, прошел по тронному залу к длинному столу, где вел тайные ночные совещания. Тайные – ибо речь шла о делах верховной власти, а ночные, потому что ложился он поздно и так же поздно просыпался – далеко после обеда. Оставив за спиной попа, он не оглядываясь махнул рукой, чтобы тот следовал за ним, и поп очень быстро засеменил за ним мелкими шажками. Он знал, что шаги не должны быть шире императорских, ибо это было чревато боком.

Император уселся во главе стола и тут же возник лакей с графином холодной водки, и ведерком икры. Второй лакей стоял наготове, с лопатой в руках, на которой был горячий и еще немного шипящий блин. Он незаметно кивнул головой и лакеи быстро свернули блин с икрой, налили стопку водки, которую император опрокинул всю, до дна, и как-то печально закусил блином. После того, как все это упало в желудок, он нашел глазами попа, смерил его взглядом и махнув десницей на один из позолоченных стульев, устало сказал:

– Садись, Кирюха. В ногах правды нет.

Увидев, что тот аккуратно уселся на краешек стула, любезно предложенный лакеем, у которого, впрочем, вместо пояса был крепкий шнурок двойного назначения.

– Да не стесняйся, Кирюха. Садись на всю ж*пу. (Здесь перепевка из «Ивана Чонкина» Войновича).

(окончание следует)